Разговоры на баррикадах

Звук барабанов, слышимый издалека, и дым костров от горящих покрышек, застящий небо. Это — не поле брани, а центр города. Стоящим на второй линии баррикад злополучной улицы Грушевского такое визуально-звуковое сопровождение отнюдь не мешает. Наоборот, грохот железа за спиной отвлекает от лишних размышлений и постепенно развеивает страх. Под вечер костры потухают; остаются только бочки, возле которых греется первая линия обороны, и стан "противника" виден достаточно ясно. Когда смотришь вдаль, за сгоревшие остовы автобусов, на ощерившуюся металлическими зубами-щитами толпу силовиков, рано или поздно начинает донимать мучительное желание поделиться своими мыслями и соображениями. Просто услышать в ответ живой человеческий голос вместо нестройных, но размеренных ударов. Да и бояться вместе как-то веселее. Поэтому протестующие коротают свою смену на четырехметровых "дамбах" за разговорами.

Большинство стоящих — прошедшие не один день обороны Майдана. Впрочем, на баррикаде много просто желающих поглазеть на силовиков, нервно переминающихся с ноги на ногу — то ли от холода, то ли в ожидании приказа идти в атаку. На аккуратно уложенных мешках стоит хрупкая девушка в пуховике, напряженно вглядываясь вдаль. Спрашивает у своего соседа: "Они же не будут атаковать?" Он в ответ: "Сейчас — нет. Видишь, они не стучат дубинками по щитам, только периодически меняются, чтобы погреться у бочки. Вот если что-то изменится — не обессудь, мы тебя отсюда прогоним". А после снимает с себя измазанную, закопченную каску. "Держи, так безопаснее". Таких разговоров — масса; временное перемирие между сторонами все равно заставляет активистов ждать подвоха.

Но вопросы "мировой важности" тоже занимают умы протестующих. Небольшая группа парней с закрытыми лицами рядом с жаром обсуждает, что же делать Майдану, если оппозиция согласится на условия власти. Михаил родом из Донецка, но, вопреки всем стереотипам, намерен стоять "до победного конца". "Мы же выходили сюда не за оппозицию, а за самих себя! Почему же мы должны соглашаться с тем, что кто-то принял, не спросив нас? Они же при случае просто обменяют нас на выгодные им условия", — говорит молодой человек, поправляя съехавшую "балаклаву". С ним не соглашается другой, судя по акценту, откуда-то из Закарпатья: "Та не кажи, не можуть вони нас продати — їх же люди роздеруть, як тільки вони зі сцени зійдуть".

К обсуждению политической ситуации подключается третий, говоря, что сам он вполне доволен предложенными властью условиями. "А где гарантии, что они нас не обманут? Они ничего не гарантировали троице, вот как им верить?", — оппонирует донеччанин. В ответ его визави не находит что сказать и лишь обиженно сопит. На этом обсуждение переговоров заканчивается, устанавливается тишина, нарушаемая лишь мерным грохотом самодельных барабанов.

Но ненадолго — беседа возобновляется в другом русле, в этот раз тема — обсуждение армии. "Як ви думаєте, чи підуть проти нас військові? Ми ж їм не зможемо нічого протиставити", — вопрошает один из активистов, начиная переминаться с ноги на ногу на скользких мешках — видимо "смена" подходит к концу. На что ему дружно отвечает хор голосов людей, даже не участвовавших ранее в дискуссии: "Армия, которая пойдет против своего народа, никогда не сможет защитить свою страну". Звучит несколько заученно, но от этого не менее искренне. И складывается впечатление, что все, кто это произнес, действительно в это верят.

Спускаюсь с баррикад, чтоб хоть немного согреться — дольше часа на ветру простоять практически невозможно. Возле бочек кипит жизнь — женщины разносят пирожки, горячую картошку и сладкий кофе. Одна из них — на вид лет 25 — останавливается рядом и прикуривает сигарету. "Знаешь, а я вчера написала письмо Ани Лорак", — заговорщицки делится она. На мой удивленный взгляд, смутившись, отвечает: "Тут вчера в одной из гостиниц свадьбу играли, и она там гостей развлекала. Я никогда не была ее поклонницей, но считала, что ее хоть немного беспокоит судьба страны. Как можно петь на депутатском веселье, когда у нас тут траур?" И, хоть письмо отправила, девушка сомневается, что оно найдет своего адресата. "Вряд ли ее пресс-служба сочтет его достойным внимания", — сокрушается она и растворяется в окружающей толпе, на прощанье пожелав беречь себя.

У мужчин в кругу разговоры совершенно иные — их занимают процессы в регионах. "Вот молодцы западенцы! Начали движуху у себя, так за ними вся Украина поднялась. А там, где еще не поднялась — так поднимется, пример-то вдохновляет", — говорит один из них, в медицинской маске и мотоциклетном шлеме. Ему отвечает второй, чье лицо полностью закрывает намотанная "арафатка" — в темноте блестят только запавшие глаза: "Да, а еще молодцы футбольные ультрас. Я бы в жизни не подумал, что "Шахтер" сможет поддержать "Динамо"!". Его собеседник с запалом отвечает, что кроме донецких футбольных фанов, присоединились еще симферопольские и харьковские. В ответ тот слегка расстегивает куртку, под которой виднеется фановский шарфик "Черноморца". Усмехается: "Ну видишь, мы с вами тоже. Мы же одна страна, какая разница, за кого мы болеем, где живем, на каком языке разговариваем".

Всех этих людей объединяет одно — общее желание что-то изменить в своей жизни. Кто-то придерживается радикальных взглядов и готов отстаивать свою позицию с оружием в руках, кому-то надоело насилие и он согласен придерживаться "европейских ценностей" — мирного диалога. А иллюстрацией того, что все они готовы к действию при появлении ощутимой опасности, служит мирно лежащая на вершине баррикады между брусчаткой и пакетами с медицинскими масками мотыга, которая, в случае чего, пойдет в ход.