Foreign Policy: зона евро всегда была неудачной идеей

Финансовая стабильность в валютной зоне, состоящей из 19 стран, осталась в сохранности, как минимум пока. Но латание прорех в этой ситуации не исключило основной вопрос — куда идти дальше.

После неистовых переговоров в последний момент и выкручивания рук всем странам континента власти еврозоны и новое лефтистское правительство Греции заключили соглашение. Если вы удивлены — напрасно. Соглашение оставалось на повестке дня с самого начала по одной простой причине: в конце концов, греческое правительство, Германия и другие страны-члены зоны евро не могут рисковать финансовым кризисом, выбрасывая из системы греческие банки, — пишет Паола Сабекки для Foreign Policy.

Финансовая стабильность в валютной зоне, состоящей из 19 стран, осталась в сохранности, как минимум пока. Но латание прорех в этой ситуации не исключило основной вопрос — куда идти дальше. Сейчас в Европе царит "усталость от экономии". И это понятно. Но ей нельзя позволять извращать дискуссию и давать Европе возможность уклониться от столь необходимой тщательной оценки целостного евро проекта: имеет ли он все еще смысл, с учетом его трудностей и ограничений? Каким должно быть дальнейшее развитие? И вообще был ли он хорошей идеей с самого начала?

Европейский валютный союз изначально основывался на плохой экономике. Как немецкий экономист Рудигер Дорнбуш писал в издании Foreign Affairsв 1996 году: "если когда-либо и существовала плохая идея, это Европейский валютный союз". Еврозона не обладает характеристиками, которые экономисты называют "оптимальной валютной зоной". Согласно классическому определению, оптимальная валютная зона характеризуется идеальной трудовой мобильностью, идеальной гибкостью ставки заработной платы, системой распределения рисков, такой как финансовые трансферы в случае если на регион (или страну-член) влияет экономический или финансовый шок.

Дисбаланс профицитных и дефицитных стран в еврозоне возник еще до глобального финансового кризиса 2008 года, и остается центром европейских проблем. Не помог и тот факт, что слишком большое ударение сделали на недальновидных мерах финансовой консолидации. И настаивать (как предписывает антикризисная программа), чтобы Греция сохранила первичный профицит более 3% ВВП, с целью снизить дефицит государственного бюджета и спровоцировать тенденцию к снижению госдолга, тоже не было хорошей идеей. Но такие безрассудные меры могли быть неизбежными: эта программа отражает политическое давление в ключевых странах еврозоны, направленное на ограничение объема льгот финансово безответственным странам с высоким уровнем расходов.

Выживание евро в контексте разнородных национальных преференций вылилось в затяжную рецессию, с высокой безработицей и ухудшением уровня жизни в некоторых странах, неуправляемым госдолгом и все более евроскептически настроенным общественным мнением. Экономика Греции, например, сократилась в период с 2008 по 2013 год. Италия с 2011 года пережила двойную волну рецессии и 14 последовательных кварталов негативных показателей роста. В обеих странах высокий уровень безработицы: 25% в Греции и 12% в Италии.

Но конец еще не близок. Проблемы латают, а не решают. Например, вопрос о том, как справиться с крайне высоким уровнем госдолга, с учетом структурной жесткости валютной зоны и ее институциональных ограничений (включая запрет на финансирование долга на уровне еврозоны) и далее будет проявляться в процессе жизни проекта евро, угрожая финансовой стабильности и политической целесообразности.

Единственный путь вперед для стран с огромным долгом, таких как Греция и Италия, продолжать использовать в большей или меньшей степени тот же подход: снижать зарплаты, увеличивать мобильность на рынке труда, и внедрять реформы в производственном секторе, включая приватизацию и сокращение бюджетной сферы. Это верным образом соотносится с жесткостью системы с фиксированным валютным курсом, как в европейском валютном союзе, и направлено на улучшение экономических показателей. Но это также предполагает отказ от политических рассуждений, например, на тему того, до какой степени сторонники программы экономии готовы терпеть.

В рамках нынешней системы страны-члены завязаны на фиксированный валютный курс, отражающий обменный курс их национальных валют к евро. Обменный курс более нельзя использовать в качестве политического инструмента, с целью сделать экспорт более конкурентным и восстановить баланс внутренней экономики. Таким образом, страна может стать конкурентной в короткий срок только посредством снижения зарплат и урезания трудовых издержек.

С началом кризиса евро, некоторые политические споры и превалирующие взгляды экономически и политически сильнейших стран (читай: Германии) превратили уже ограниченный союз с фиксированным валютным курсом в карательную систему. Дефляционное давление, как в случае с периферией еврозоны, создает еще больше сложностей для снижения коэффициента соотношения госдолга к ВВП.

А наихудшее заключается в следующем: ничто из вышеперечисленного не должно удивлять. Проект евро — не первый случай, когда фиксированный валютный курс заставил страны восстанавливать баланс через болезненную и бессмысленную дефляцию. До Первой мировой войны (и недолго после нее), глобальная экономика функционировала с учетом золотого стандарта, который действовал на глобальном уровне, в большинстве своем, аналогично действию валюты евро в рамках 19 стран (использующих ее в качестве единой валюты). В результате Великой Депрессии, страны более не могли справиться со снижением цен и зарплат, необходимых для поддержания конкурентоспособности, они начали уходить от золотого стандарта. Британия отказалась от него в 1931 году, когда стало понятно, что обменный курс фунта стерлингов слишком высок и влияет на рост безработицы.

Странам-членам еврозоны эта возможность недоступна. Они связаны обязательствами в рамках соглашения и больше не оперируют собственными валютами (если не готовы пускаться в беспорядочный путь разрыва с евро, а делать этого не хочет даже радикальное правительство в Афинах). Но усталость от экономии подняла планку и привела к тому, что дефляционная политика менее приемлема для демократических стран. Это отражается в споре, все более поляризованном, между партиями сторонниками и противниками евро, а также между про- и антигерманскими партиями.

Европейский валютный союз — политический проект, основанный на невероятном предположении, что единая валюта (и единый рынок) может превзойти национальные интересы и внутреннюю политику. История последних пяти лет демонстрирует цену этого предположения. Это дает Европе возможность поразмыслить над тем, действительно ли обязательство сохранять евро (и делать "что бы ни понадобилось", говоря известными теперь словами главы ЕЦБ Марио Драги) — верный путь, особенно если эта стратегия негативно влияет на благосостояние некоторых стран-членов и рискует подорвать демократию.