Рок н ролл и политика Романа Зварыча

– Роман Михайлович, поясните, а почему все же вас сняли с должности министра юстиции, у вас вроде бы хорошие отношения с Виктором Андреевичем?

– Это вопрос к президенту, я и сегодня не могу ставить под сомнение его решения. Он имел определенное представление о том, каким бы он хотел видеть нынешнее правительство, которое, по сути, должно выполнить переходную функцию. Ведь нельзя сказать, что это будет полноценный Кабмин, поскольку с 1 января вступают изменения в Конституцию, которые предусматривают совсем другой механизм формирования правительства. Так что я не случайно оказался в избирательном штабе партии власти.

– Какие у вас отношения с нынешним министром юстиции Сергеем Головатым и как оцениваете его работу?

– Оценивать пока нечего, тем более, я не причастен к его работе. Модель управления у него другая - он дает больше полномочий своим заместителям. Моя модель была больше горизонтально интегрированной. Вместо того чтобы делегировать полномочия своим замам, я напрямую работал с руководителями департаментов. Основной приоритет для меня с первого дня – реформирование Государственной исполнительной службы. Когда я посмотрел статистику и увидел, что в стране общая сумма задолженности по судебным решениям достигает более 36,5 млрд. гривен, я был шокирован. Ситуация была близкой к катастрофе. Ведь это прямое ущемление прав сотен тысяч граждан. Юридическим и физлицам не возмещают то, что им положено по решению судов! Мы ликвидировали систему двойного подчинения этой службы, подчинив ее напрямую Минюсту. И в результате этой реформы впервые в истории Украины удалось переломить тенденцию. Кроме того, до меня государство всегда проигрывало судебные дела за рубежом. Мы начали новую правовую стратегию, и нам удалось отбить несколько наших самолетов, которые у нас хотели забрать иностранные компании.

– Как менеджеру к вам претензий никто, в общем-то, и не озвучивал...

– В управлении этой огромной махиной юстиции, состоящей почти из 20 тыс. человек, мне кажется, я был эффективным менеджером. За время, пока я был министром, общее число поручений, которые поступали от разных государственных институтов (а задача Минюста – давать правовые заключения и корректировки на все нормативные акты, начиная с Кабмина и заканчивая Секретариатом президента) увеличилось по сравнению с прошлым годом на 47%! Среди этих десятков тысяч документов, которые мы пропускали, по срокам мы запоздали всего дважды. Сергей Петрович, когда пришел на должность министра юстиции, сказал мне, что даже и не представлял, какой это невероятный пласт юридической работы. Каждый день я визировал около 250-300 документов, иногда – 500.

– Вы постоянно выступали против люстрации. Но, как говорят, она-то и произошла: по всей стране из органов власти уволены около 18 тыс. чиновников.

– Не знаю, насколько правдива сама цифра. Называют ее сегодня представители оппозиционных сил. Но я считаю, что в демократическом обществе такого не должно быть, поэтому пытался остудить некоторые горячие головы, которые предлагали устроить настоящую кадровую революцию по всем фронтам. В моей сфере массовых увольнений не было. Мы поменяли лишь пять руководителей областных управлений юстиции, где были явные системные проблемы, а также сняли нескольких замов, потому что президент решил, что заместителей у министров должно быть четыре, тогда как у меня было восемь.

– Первый серьезный конфликт во власти был связан с вашей персоной, когда вы не согласились с решением Кабмина о запрете реэкспорта нефти…

– Сегодня я поступил бы так же. Я был не согласен не только с решением, но и с грубым нарушением процедуры. Вопреки временному регламенту Кабмина, по которому если Минюст не дал позитивный правовой вывод по новому документу, он не может выноситься на рассмотрение правительства, был еще и коррупционный факт. Отдельные чиновники мне открытым текстом заявляли, что если не завизирую проект, то против меня начнется информационная кампания, поскольку моя жена работает в компании, занимающейся транзитом сырой нефти. Когда я это услышал, подал заявление об отставке, потому что шантаж для меня неприемлем.

– Насколько неожиданным было для вас предложение возглавить предвыборный штаб НСНУ?

– Ситуация будет переформатирована, на самом деле в штабе я буду занимать другую заметную роль. Скоро вы узнаете, что это будет за роль, и поймете мою логику…

– А какой будет предвыборная стратегия НСНУ, какой она будет, к примеру, в восточных и южных регионах страны?

– Мы будем искренне стремиться к созданию крупного блока, куда войдут силы, готовые с нами работать по реализации президентской программы, которая до сих пор так и не реализована. Мы будем создавать образ «Нашей Украины» как консолидирующей политической силы. Основной тезис: кто-то обязан взять на себя ответственность как в парламенте, так и в правительстве по выполнению президентской программы, которая получила поддержку народа. Мы понимаем, что лучшие преобразования, которые начались с приходом новой власти, сегодня пробуксовывают. Их нужно возобновить, но делать это надо более прагматично. Без популизма, который привел к зигзагам в госуправлении и негативным результатам в экономике.

– Хотите вы того или нет, но админресурс будет на вашей стороне.

– Мы очень этого не хотим. Говорю искренне! Какая была ошибка всех партий власти времен Леонида Кучмы? Они говорили, что не будут применять админресурс, но реально это был единственный локомотив, единственный их двигатель на выборах. Можно обмануть народ один раз, можно обмануть во второй. Но если это сделать в третий раз – такой цинизм не прощается. Мы не можем наступать на те же грабли. В результате политических баталий, которые были в стране последние годы, я бы сказал, что наш избиратель сегодня очень чувствителен к любой фальши. И это еще одна составляющая нашей избирательной концепции. Есть запрет нашим партийным центрам и всем чиновникам, которые состоят в партии, использовать свои ресурсы на выборах.

– Кто возглавит список «Нашей Украины» - президент или премьер?

Скорее всего, мы будем попросту ассоциировать свою кампанию, во-первых, с президентом, во-вторых, с Виктором Ющенко. Да, самый прямой способ этой ассоциации – поставить его первым в списке. Многие в НСНУ считают, что так и нужно. Но я думаю, что президент сам для себя еще окончательно выводов не сделал. Хотя он, скорее всего, хотел бы более мягкую формулу.

– Вы с Виктором Андреевичем сейчас видитесь? У вас есть возможность донести до него свое мнение?

– Сегодня моя компетенция значительно шире и мои советы более масштабны. Мы с ним встречаемся как члены президиума НСНУ. Но будет иллюзией, что кто-то может постоянно влиять на Виктора Андреевича. Он собирает информацию и на самом деле сам принимает все решения.

– Вы много заявляли о борьбе с коррупцией, но среди ваших друзей в окружении президента разгорелся, пожалуй, самый громкий за последние годы коррупционный скандал.

– Почти 40 лет я прожил на Западе. Когда там кто-то кричит «коррупция!» – это очень серьезно. Там принято сразу документально подтверждать каждое слово, поскольку самым святым является принцип презумпции невиновности. Там не принято поступать так, как это сделал Зинченко - очернить всех через СМИ, за два месяца не предоставить ни одного доказательства и уйти в тень.

– Чем завершатся дела по НЗФ и Северодонецкому «Азоту», которые вы как министр юстиции сопровождали?

– Президент поручил нам проверить отдельные объекты, среди которых первым в списке была «Криворожсталь». Все юридическое сопровождение было как раз в Минюсте. Успешное проведение повторной приватизации «Криворожстали» засчитываю себе в плюс. И убежден, что по НЗФ подобная процедура должна быть доведена до логического конца, ведь по НЗФ мы нашли намного больше нарушений, чем по «Криворожстали». Аналогичная ситуация по Запорожскому и по Стахановскому ферросплавным заводам. Моя позиция была в том, чтобы Генпрокуратура быстро возбудила эти дела, но почему у Пискуна вышла заминка – мне сложно объяснить.

– Как вы считаете, Пискун имеет шансы возобновиться на должности генпрокурора во второй раз?

– Еще до того, когда он подал иск, я сказал, что министру юстиции проиграть это дело с правовой точки зрения просто невозможно. Потому что в Конституции четко сказано: «Генпрокурор увольняется президентом Украины». И никаких ограничений на его конституционные полномочия Конституция не дает. Но есть ошибка со стороны защиты в том, что она втягивается в дискуссию по обстоятельствам его увольнения, по неудовлетворительной его работе.

– А как сейчас думаете, кто тогда был заказчиком скандала с вашим дипломом?

– Источник – в Украине. Позже даже было установлено явное вмешательство в компьютерную систему Колумбийского университета: на сервере университета нет имени «Роман Зварыч», а есть «Михаил Зварыч», то есть как бы мое имя заменено на имя моего отца. Хорошо, что у них остались бумажные документы. А я был неосмотрителен, что не сохранил свои при себе, да еще говорил об этом всем, открытым текстом.

– Роман Михайлович, из вашей биографии мало известно о ваших родителях. Расскажите, чем они занимаются?

– Мама с Буковины, село Берегомет Черновицкой области. Отец из села Осталовичи Львовской области. Это один из беднейших районов в Украине. Отца немцы вывезли в 1942 году, когда ему было 14 лет, его просто поймали в лесу, где он помогал продуктами воинам УПА. Посадили на поезд в Польше и направили в концентрационный лагерь. В 1947 году отец иммигрировал в США. Он просто сел на корабль, имея при себе костюм, рубашку, две пары носков и в кармане 5 центов. В Нью-Йорке в первый же день украинская громада нашла ему работу, и он начал мыть посуду в ресторане «Шраф». Когда я бываю в США, мы с отцом всегда туда заходим. Мать с бабушкой и двумя младшими братьями в 1944 году тоже оказалась в Германии. После того, как моего деда убили в буковинском лесу солдаты наступающей Красной Армии, бабка взяла детей и пешим ходом через Чехию и Словакию добралась до Германии, где остановилась в одном селе под Мюнхеном. Они жили возле Степана Бандеры и были знакомы с ним, но мать узнала об этом много лет спустя. Мать и отец поженились в Нью-Йорке в 1951 году. Отец стал профессиональным строителем, сначала создал компанию и строил небольшие коттеджи, затем у него появилась крупная строительная компания, и сегодня он обычный американский миллионер. Часто приезжает в Украину и помогает нашей семье. Брат давно работает в «Сити-банке» и сейчас он вице-президент этого банка. Работает над созданием портфолио минимум по $25 млн. для специальных клиентов. В Америке это считается очень престижной работой.

– Ваша молодость прошла в очень интересное для Америки время. 60-70-е годы – времена хиппи, секс-революции и всяческих молодежных движений.

– В 1969-м во времена больших волнений в Америке я уже учился в Колумбийском университете. Я жил той жизнью, которой жила молодежь в США в то время. Был поглощен философией, выступал против войны во Вьетнаме, организовывал акции студентов в нью-йоркском университете против апартеида в ЮАР и, конечно же, носил длинные волосы и слушал рок-н-ролл. Джими Хендрикс, Rolling Stones, Doors. Одно время боготворил группу Clash, которая играла смешанный панк и регги. Я с ними даже имел переговоры, они собирались придумать песню про УПА. Их вокалист вначале согласился, но потом у него, видимо, «крыша поехала», и он исчез где-то на южном побережье Франции.

В те годы в США начало формироваться украинское студенческое движение, и мы проводили массовые акции. Например, в 1976 году на Олимпиаду в Монреале со всего мира съехалось около 3 тысяч украинских студентов, чтобы разыграть театрально-политическую акцию. Во время игры двух волейбольных команд, одна из которых была сборной СССР, мы забрались на трибуну в оранжевых футболках. На каждой футболке было по одной букве, и когда мы выстроились в ряд – получилась фраза: «Свободу Украине!». С главным тренером советской сборной получился большой скандал.

– Как относитесь к тому, что некоторые ваши политические оппоненты создают вам имидж эдакого иностранного агента-007 в нашей стране?

– Вы знаете, дело все, наверное, в том, что в украинской политике я просто ни на кого не похож. Я, наверное, единственный бывший американский гражданин в украинской политике. И поскольку я политик, любые кривотолки вокруг меня – это вполне нормальная штука. Так что сегодня к этому я вполне спокойно отношусь...