Брежнев не был серым аппаратчиком

Я Леонид Брежнев был не только аппаратчиком, но и талантливым руководителем, интересным собеседником и любителем женщин. О привычках и вкусах генерального секретаря рассказывает его переводчик Виктор Суходрев

Леонид Брежнев был не только аппаратчиком, но и талантливым руководителем, интересным собеседником и любителем женщин. О привычках и вкусах генерального секретаря рассказывает его переводчик Виктор Суходрев.

– В эти дни исполняется сто лет со дня рождения Леонида Брежнева. Вам уже говорили, что вы на него в общем очень похожи?

– Я об этом знаю, жена мне через день должна стричь брови. Ну а теперь серьезно: Брежнев не был той серой фигуркой, какой на Западе изображают всех советских генеральных секретарей. Он никогда не ленился оглянуться, увидев красивую женщину. Да чего греха таить, по слухам — хотя, как говорит русская пословица, я ему при этом свечку не держал — кончалось не только «оглядыванием». Он также обожал быстроходные машины. В Кэмп Дэвиде ему Никсон (Ричард Никсон, президент США) подарил «Линкольн Континенталь». Брежнев сел за руль и с бешеной скоростью рванул по узким улочкам. В машине с ним ехали еще Никсон и я, для перевода с иностранного на русский. Оба мы умирали со страху. У Брежнева была, между прочим, целая коллекция машин. Водить машины он действительно любил.

– Но мир все же смотрит на Брежнева как на человека, во время правления которого Советский Союз попал в застой. Какие тогда были времена в Кремле ?

– Сейчас большинство людей помнит лишь его последние годы, когда он уже не мог свободно передвигаться и даже плохо говорил. Но это всего лишь природа, естественный процесс старения. В нормальной демократической стране такой человек просто уходит на пенсию, и все его уважают за его заслуги в прошлом. Он может преподавать в вузе, писать мемуары. Но это, конечно же, в цивилизованных странах, каковой Советский Союз ни в коем случае не являлся. И все же в прошлом это был энергичный человек, который хоть и не занимался спортом, но все же был по-мужски красивым, выглядел моложаво. Бывал он очень человечным, но и он, естественно, по партийной лесенке резво взбирался наверх, обходил и даже сталкивал с дорожки других, как в марафонском беге.

– То есть он сумел во главе государства заменить Никиту Хрущева?

– Сравнение с Хрущевым дело совсем другое. У Хрущева не было никакого формального образования, но все же он был естественный, была в нем крестьянская, мужицкая закваска классического самородка. Мозги его кипели от идей, порой бессмысленных и необычных, но все же голова у него работала безотказно. Вот Брежнев был совсем другим. Поднявшись на самую верхушку власти, он стал первым человеком во всей стране, а это оказалось ему не по силам. На мой взгляд, он поднялся выше своих возможностей. Пост, на который его в 1966 году выдвинул Хрущев, был как будто создан для него — пост председателя президиума Верховного Совета, то есть номинального главы государства. Да и нравилось ему это дело, как мне кажется — раздавать медали и награды космонавтам и прочим людям, встречаться с чрезвычайными послами, ничего самому не решать всерьез, а лишь забавляться. Устраивать приемы и банкеты, званые обеды, произносить официальные речи, путешествовать по всему миру и получать награды.

Как человек он обладал не слишком развитой фантазией. Заглядывать вперед он не умел, не способен был анализировать ситуацию ни в экономике, которой было во время его правления очень далеко до совершенства, ни во внешней политике. Он всегда вынужден был полагаться на свое окружение, на других. А ведь специалисты бывают разными. Брежнев не был лидером, способным генерировать идеи, которые остальные воплощали бы в жизнь. Даже в области международных отношений.

– Это была его мысль — ввести в 1968 году в Чехословакию танки?

– Инициатором тогдашней трагедии Чехословакии Брежнев не был. Он сделал всего лишь то, что подготовили люди типа Михаила Суслова. Вот действительно страшная фигура нашей недавней истории! Хотя, возможно, вы мне и не поверите, но Брежнев был человеком, который больше всего на свете любил покой и споры просто не переносил. Но это вовсе не означает, что он все же не был интриганом. Просто он не выносил прямой конфронтации. Ему было очень неприятно встречаться лицом к лицу с тогдашним чехословацким правлением, с Александром Дубчеком и его людьми, и прямо за столом с ними ругаться. Этого он не выносил, он предпочитал делать все это за кулисами.

– Например?

– Брежнев, как вам, вероятно, известно, обожал охоту. Он был хорошим стрелком, в отличие, к примеру, от меня. В Завидово, куда он с удовольствием отправлялся на охоту, он пригласил однажды Генри Киссинджера. Это произошло за несколько дней до визита Никсона в Москву. Киссинджер приехал тогда договориться о последних деталях визита. Но за пару дней до того Никсон во время своего нашумевшего визита в Китай произнес слова, которые среди советских «верхов» вызвали серьезное беспокойство. Никсон тогда сказал, что США и Китай являются странами, которые будут решать судьбы мира.

Киссинджер никогда не охотился, но с Брежневым на охоту пошел. В Завидово было около десяти пронумерованных «поседов», и егеря под каждый из них насыпали в определенное время кукурузу. Кабаны привыкли к этому и были точными, как хронометр. Когда Брежнев в половине четвертого решил пойти на охоту, главный егерь всего лишь взглянул на часы и произнес: «Посед» номер шесть». И действительно, в четыре часа у «поседа» номер шесть появилось стадо кабанов. Брежневу оставалось лишь выбрать зверя, которого он собирался завалить, и выстрелить. На расстояние 15 метров у него была винтовка со снайперским прицелом, и владел он ею действительно классно. Когда они были на «поседе» с Киссинджером, Брежнев все же промазал, и раненый кабан сумел убежать в лес. Охотникам пришлось его добивать, а мы на «поседе» остались одни. У меня была большая сумка, которую мне перед охотой вручили, и Брежнев ни с того ни с сего сказал, чтобы я ее открыл. В сумке оказались бутылка водки, колбаса, сыр, минеральная вода и стаканы. Киссинджер резал сыр, а я разливал водку в стаканы. В этой вот атмосфере Брежнев вдруг спросил про слова Никсона о Китае. И Киссинджеру, в общем, пришлось извиниться. Не так давно я читал его воспоминания, где он эту сцену описывает. Правда, водку он заменил пивом, чтобы американцы не подумали, что министр иностранных дел у них алкаш, способный за один присест выдуть треть бутылки водки.

– Для Брежнева бутылка водки не была пределом. У него была привычка к алкоголю?

– Скорее, его навык касался табака. У него была любимая марка сигарет «Новость», которые специально для него производили на особой производственной линии. Врачи пытались запретить ему курить, но он приходил ко мне и приказывал дать ему сигарету. В КГБ для него даже состроили специальную табакерку для сигарет с часовым механизмом, который позволял окрыть ее раз в 45 минут. Брежнев, естественно, не утерпел, и мне пришлось отдавать ему наши сигареты. Когда ему совсем запретили курить, он хотя бы нюхал сигаретный дым. В машине с нами ездил водитель, шеф охранки, а иногда я. И Брежнев нередко задавал вопрос: «Почему вы не курите?» Пришлось закрыть все окна в машине и всем начинать немедленно курить. После прибытия на место из машины валил дым, и из него являлся народу генеральный секретарь, как звезда поп-эстрады. В некотором смысле все это была трагикомедия, ведь на важных переговорах мне приказывали курить и выдыхать дым прямо на генсека.

– В чем, по вашему мнению, состоял самый большой успех Брежнева?

Я могу говорить лишь о внешней политике, и в то же время нельзя упускать из виду, что пропаганда обычно кормила нас тем, что любая встреча Брежнева с кем-угодно из США представляет собой исторический рубеж. А вот договор об ограничении стратегических вооружений САЛТ-1 действительно стал историческим событием. В истории он таким и останется — первой договоренностью об ограничении гонки вооружений между сверхдержавами, которые способны были десятикратно взорвать весь мир. После этого уже стало невозможным возвращение к самой страшной форме холодной войны. Могли, естественно, происходить задержки. Шаг вперед, два шага назад. Именно это и произошло, когда президентом Америки стал Джимми Картер с его протестантским идеализмом. Он решил пойти намного дальше буквы переговоров, и советская сторона испугалась. Переговоры до сих пор были деликатными, продвигались шаг за шагом, рубить с плеча казалось невозможным. Подписание САЛТ-2 перенесли таким образом на 1979 год, хотя подписи могли быть под документом поставлены еще в 1976 году. Более того, после 1975 года состояние здоровья Брежнева стало резко ухудшаться, и в конце десятилетия было принято судьбоносное и трагичное решение о вводе советской армии в Афганистан.

– Вам трудно было переводить Брежневу?

– Труднее всего было при Хрущеве. Видите ли, переводчик не машина, а всего лишь человек. При переводах на столь высоком уровне у вас должно быть представление и даже знания по теме, о которой идет речь. На государственной службе ответственность еще больше повышается. Сам переводчик должен стать квалифицированным дипломатом, вы должны понимать все проблемы, которые вынужден решать ваш шеф — то есть вопросы разоружения, ООН, НАТО, Ближний Восток или Анголу. Переводчик ведь тоже выполняет свои домашние задания. Любой политик к переговорам такого типа готовится, материалы для него готовят Министерство иностранных дел, КГБ, Министерство обороны. Но те же самые документы должен прочитывать и переводчик. А ведь это труднее всего — убедить чиновников, что и вам доступ к этим, нередко секретным марериалам абсолютно необходим. И вдруг с Хрущевым вы просто не знаете, чего от него можно ждать. Придумывать ли собственные новые словообразования, возлюбить вдруг пословицы и поговорки и озвучивать их иной раз весьма оригинально. Работать с Брежневым было гораздо легче.