Гендиректор ООО "Луганское энергетическое объединение" Руслан Арсирий: "Я знаю, что и как нужно делать, чтобы стабилизировать работу "ЛЭО"

"ЛЭО" для Руслана Арсирия является уже пятой областной компанией, куда его забросила менеджерская судьба. За плечами — "Прикарпатье-", "Полтава-", "Одесса-" и "Днепрооблэнерго". Однако, по признанию Руслана Викторовича, никогда прежде до Луганска ему не приходилось сталкиваться со столь жесткой и предубежденной позицией государственного регуляторного органа по отношению к отдельно взятому облэнерго. Наш разговор с гендиректором мы начали с вопроса о том, как обстоят дела в луганских электросетях после того, как НКРЭ на своем заседании 6 апреля резко снизила долю перечисляемых средств на счета "ЛЭО", оставив компании деньги только на зарплату

— Сегодня того объема финансирования, который нам оставила НКРЭ, не хватает даже на выплату зарплаты с налогами. О текущих эксплуатационных расходах говорить не приходится. У нас уже кое-где приостановились ремонтные работы, увеличилось количество отключенных линий только из-за того, что ремонтным подразделениям не на чем ездить: нет бензина для заправки автотранспорта, не говоря уже о закупке материалов. Какой-то аварийный запас горючего у компании, конечно, есть, но использовать его мы не можем, поскольку вынуждены беречь бензин на самый непредвиденный аварийный случай.

К чему это приведет? Я не хочу сгущать краски и прогнозировать катаклизмы. Такая компания, как наша, в один день не погибнет. Но обещать надежность энергоснабжения я не могу. Хорошо, если аварийное обесточивание объекта не приведет к серьезным последствиям, но что если этим объектом окажется шахта, в которой сидят люди и которая может оказаться затопленной или остаться без вентиляции?

Мне по-человечески непонятно, как можно брать на себя такую ответственность, которую взяли члены НКРЭ, оставив наше энергопредприятие фактически без средств.

Кроме того, где логика в решении регуляторов? Комиссия оставила для нас специальный алгоритм, который, по мнению членов НКРЭ, якобы должен обеспечивать компанию деньгами на зарплату. Но нужно еще оплачивать услуги банков и почты, платить местные налоги на землю и на транспорт. Нужно выполнять массу платежей, которые кажутся незначительными, но в общей сумме выливаются в миллионы гривен.

Обвинения комиссии в наш адрес не содержат экономических аргументов. Что касается наших расчетов с "Энергорынком", я в НКРЭ говорю: покажите мне хоть один месяц в сравнении с прошлым годом, в котором мы рассчитались хуже хотя бы по одной группе потребителей. В 2003 году уровень оплаты электроэнергии у нас составил 76%, а в 2004 году — 90,5%. Есть разница? И почему не применяются санкции к тому же "Донецкоблэнерго", которое в прошлом году рассчиталось на 80%, а также к ряду других компаний?

Я готов признать, что у нас могло быть нецелевое использование средств на 200-300 тыс. грн. Пусть НКРЭ вычтет эти средства из тарифа, пусть наложит штраф, но срезать вручную тариф до уровня, обеспечивающего только выплату зарплаты, нельзя. Это репрессивный метод. Смысл какой? Чтобы доказать, кто сильнее? Они сильнее, мы и не сомневаемся в этом.

Решение комиссии о введении специального алгоритма для "ЛЭО" мы считаем незаконным. Мы будем подавать в суд, но вы же знаете, как судиться с регулятором, как судиться с государством? Можно выиграть суд, но нельзя выиграть битву, потому что очень уж у нас неравные весовые категории. Суд, к примеру, удовлетворит наш иск к НКРЭ, но на следующий день комиссия опубликует новое постановление, под другим номером, но с тем же смыслом.

"ЛЭО" уже является пятой компанией, в которой я работаю. Я видел разные облэнерго и разные заседания НКРЭ. Однако то, что произошло на заседании комиссии 6 апреля, не вписывается в рамки обычных процедур.

— Вы заявляете об угрозе обесточивания шахт. Но ведь шахтам электроэнергию поставляет другой поставщик — госпредприятие "Укрэнергоуголь"?

— Электроэнергия идет от магистральных линий электропередач НЭК "Укрэнергоуголь" через наши распределительные сети к сетям "Укрэнергоуголь". И если у меня выйдет из строя какая-то трансформаторная подстанция, от которой запитаны сети угольщиков, то сразу обесточится не одна шахта, а целых пять. Такое уже однажды было в Краснодоне, когда сгорел трансформатор на подстанции напряжением 110 кВ, в результате чего остались без электроэнергии пять или шесть шахт.

Трансформатор — это достаточно дорогостоящий механизм, стоит он порядка 2-2,5 млн. грн., а на его проектирование и изготовление на том же Запорожском трансформаторном заводе уходит от 4 до 6 месяцев.

Вероятность повторения такой аварии весьма высока. Сгоревший трансформатор работал около 50 лет при нормальном сроке его эксплуатации 25 лет. Оборудование, которое функционирует более 25 лет, может выйти из строя в любую минуту. Всего в "ЛЭО" около 60% оборудования, которое проработало уже более 40 лет.

Из всех пяти энергопоставляющих компаний, где мне пришлось поработать, я больше нигде не видел линий электропередач напряжением 110 кВ на деревянных опорах, построенных в 1935-1937 годах. Дерево, кстати, дольше 25 лет тоже стоять не должно. Сколько еще способны продержаться эти деревянные опоры — не знает никто.

— Как же ваша компания обеспечивала энергоснабжение шахт, пока изготавливался новый трансформатор?

— Мы взяли такой же трансформатор на ближайшей подстанции, расположенной в пределах 30 км. Он такого же возраста. Вообще-то такой старый трансформатор транспортировать нельзя — есть высокая вероятность, что он выйдет из строя. Тем не менее, мы его перетащили, подключили, и он заработал, слава Богу!

Однако теперь нет резерва на той подстанции, с которой мы этот трансформатор забрали. Если на ней что-нибудь случится, то следующий трансформатор мы, наверное, вновь сможем перетащить еще откуда-то, но ведь подобное решение проблем не является нормальным. Рано или поздно мы придем к такому состоянию, когда у нас уже нечего будет перевозить.

— Сколько денег нужно вашей компании для полной реконструкции сетей?

— Общая стоимость комплексной реконструкции сетевого хозяйства достигает 1 млрд. грн. При этом только 600 млн. грн. нужно потратить на замену оборудования, проработавшего более 40 лет. Размер же инвестиционной программы, предусмотренный в тарифе для компании, составил в 2004 году 124 млн. грн. Мы эту программу не выполнили, однако причины недовыполнения носят объективный характер — на программу не было денег вследствие низкого тарифа, который не компенсирует затраты компании.

— Не кажется ли вам, что НКРЭ, применяя к вам штрафные санкции, все-таки руководствовалась определенной логикой? Быть может, регуляторы умышленно поставили "ЛЭО" в жесткие условия выживания, чтобы предприятие мобилизовало внутренние ресурсы для решения энергосбытовых проблем?

— Понимаете, энергокомпания — это живой организм, а не какая-то экспериментальная модель. И, подобно любому живому организму, она может умереть, если ее не кормить. Как мы сможем мобилизовать наши силы, если у нас нет денег на бензин и на ремонтные работы? Просто постепенно у нас будут отмирать какие-то части инфраструктуры, вначале это будет происходить незаметно, а потом — лавинообразно.

Любое наказание должно стимулировать компанию. Однако в данном случае наказание стимулирует меня только в одном направлении: я хочу предложить акционерам "ЛЭО" отказаться от лицензии на поставку электроэнергии. В сложившихся условиях я не вижу смысла и возможности функционирования компании как поставщика по регулируемому тарифу. Кстати, тариф на поставку для "ЛЭО" настолько низкий, что ни один поставщик в Луганской области не хочет работать по нерегулируемому тарифу. Опустить ценовую планку еще ниже, чтобы переманить от нас потребителя, независимый поставщик не в состоянии.

Пусть придет фирма "X" и докажет, что она может работать более эффективно. Мы же сосредоточимся исключительно на выполнении технических функций по передаче электроэнергии.

— Можно ли работу "ЛЭО" вывести на стабильный уровень по примеру остальных приватизированных энергокомпаний?

— Конечно, можно. Когда я работал в "Полтаваоблэнерго", компания при мне вышла на 100%-ный уровень расчетов. Поверьте, опыт у меня большой, и я знаю, что и как делать.

Когда в июне 2004 года я нанимался на работу в "ЛЭО", то определил для себя срок стабилизации луганской энергокомпании в течение 2-2,5 лет. У этого энергопредприятия очень большой потенциал. Промышленный регион, нормальная структура потребления, неплохой кадровый ресурс. Но опять-таки, в условиях предвзятого к нам отношения, когда компании срезают тариф и тем самым снижают размер инвестиций, мы не можем развивать сети, чтобы выйти на нормальный уровень — это замкнутый круг.

У нас, допустим, есть инжиниринговая программа реформирования организационной структуры предприятия. Я хотел, в частности, отказаться от трехуровневой управленческой структуры — от посреднического звена в виде так называемых ПЭСов (предприятий электросетей) — с тем, чтобы уменьшить административный персонал и увеличить количество оперативных работников и контролеров, и это дало бы свои результаты. Но невозможно делать перестройку компании, находясь в таких условиях. Если мы начнем еще и реформироваться, люди просто не выдержат.

Летом прошлого года мы уже выходили на 100%-ные расчеты. О чем это говорит? О том, что все наши неплатежи и потери находятся в бытовом секторе. Зимой, когда население увеличивает энергопотребление, растет воровство и увеличиваются потери.

Поэтому основные усилия и инвестиции мы направили в частный сектор, в первую очередь в районы с наибольшими потерями. У нас разработаны соответствующие программы, реализация которых позволит добиться точного учета энергопотребления и предотвратит воровство. Теплые месяцы года — это как раз та пора, когда можно и нужно все это делать. Но мы пока стоим…