Кривой налог

Непрямые налоги придуманы для того, чтобы свести налогообложение миллионов покупок товаров миллионами людей к налогообложению тысяч товаров, производимых тысячами предприятий. Грубо говоря, приобретая за гривню блок спичек, именно я делюсь с бюджетом 20 к

Непрямые налоги придуманы для того, чтобы свести налогообложение миллионов покупок товаров миллионами людей к налогообложению тысяч товаров, производимых тысячами предприятий. Грубо говоря, приобретая за гривню блок спичек, именно я делюсь с бюджетом 20 копейками НДС, но за меня и еще за 48 миллионов украинцев эти деньги централизованно платят несколько производственных цепочек. В то же время сами предприятия не платят ни копейки. Поэтому говорят о нейтральности налога на добавленную стоимость: при должном администрировании он не является нагрузкой для производства. Кроме того, перед ним равны местные товары и импорт. В Европе его ввели в 1970 году взамен налогов на потребление и производство, и он является там основным непрямым налогом. Впрочем, равно как и в мире: свыше 120 стран используют НДС; он обеспечивает примерно четверть мировых налоговых поступлений. Из развитых стран последним оплотом оппозиции этому налогу остаются только Соединенные Штаты, остальные его давно ввели.

После развала Союза бывшие его республики также одна за другой ввели налог на добавленную стоимость. Тонкости реализации могли различаться, но в целом это вполне классический НДС, соответствующий знаменитой шестой директиве Еврокомиссии (77/388/EEC). Украинский налог на добавленную стоимость также соответствует мировым стандартам. Однако на практике в Украине НДС не просто непрямой налог — он "кривой". Принято выделять три основные проблемы. Во-первых, хотя законом прописано возмещение налога экспортерам в течение 30 дней, государство когда не может, а когда и не хочет делать это в полном объеме. Во-вторых, часто возмещение получают совсем не экспортеры, и это стало высокодоходным бизнесом. Наконец, в-третьих, обилие льгот привело к тому, что значительная доля потребления тех или иных товаров выведена из-под налогообложения. Мало того, что наличие льгот в большинстве случаев не оправдано экономически, так еще и, опять же, ими при желании может воспользоваться почти каждый. Обострение этих проблем в последние годы активизировало дискуссии на тему "Что делать с неработающим и самым криминализированным налогом?"

Не то чтобы налог на добавленную стоимость не пытались "ремонтировать". Если упомянутая шестая директива Еврокомиссии с момента ее принятия (1977 год) менялась всего 26 раз, то наш новый закон, принятый Радой в 1997 году, корректировался с тех пор уже 104 раза. Забавная закономерность: вчетверо моложе закон изменялся вчетверо больше раз. Однако количество не перешло в качество: коррекции не решили никаких проблем. Более того, львиная доля изменений только усугубляла одну из проблем — существование льгот, а между тем первоначально перечень необлагаемых операций вполне соответствовал международным стандартам. Попыток было еще больше: только на сессиях парламента нынешнего и предыдущего созывов депутаты рассматривали свыше трехсот законопроектов о внесении изменений в закон об этом налоге. Опять же, львиную их долю можно смело сдавать в утиль: это неприкрытые попытки лоббирования узких интересов. Были, конечно, и более серьезные попытки разрубить гордиев узел НДС: вкратце они сводились к более стойким к коррупции процедурам. Однако они не проходили.

Почему так получалось — вопрос отнюдь не риторический. Ведь налог на добавленную стоимость породил своеобразный бизнес. Причем бизнес, в который по определению оказались вовлеченными представители государства. Поэтому непосредственная близость к принятию государственных решений лиц, заинтересованных в консервации существующей системы, не могла не сказаться на успешности реформирования. Этим летом Президент поставил вопрос ребром, издав указ №671, предусматривающий проведение ряда серьезных мер по усовершенствованию взимания НДС. Если смотреть поверхностно, то работа кипит, госорганы демонстрируют бурную деятельность, но все это мы уже проходили. А вот готова ли власть реально изменить правила игры, мы узнаем после того, как ей придется, наконец, принимать реальные решения.