Почему не сидит Бакай, знает следователь, расследовавший его дело

Прокуратуру уже давно принято считать органом "телефонного права", где уголовные дела появляются или наоборот пропадают по каким-то необъяснимым причинам. В истории Алексея ДОНСКОГО, старшего прокурора-криминалиста Киевской городской прокуратуры, таких фа

Прокуратуру уже давно принято считать органом "телефонного права", где уголовные дела появляются или наоборот пропадают по каким-то необъяснимым причинам. В истории Алексея ДОНСКОГО, старшего прокурора-криминалиста Киевской городской прокуратуры, таких фактов более чем достаточно. Попытка расследовать дело о похищенных миллионах долларов в "Нафтогазе Украины", к которым имел отношение Игорь Бакай, закончилась для него увольнением. И хотя следователю через суд недавно удалось вернуться в прокуратуру, до "хеппи энда" еще далеко — дело на $42 млн. по-прежнему "под сукном", а лица, благодаря которым оно тормозилось последние годы, остаются безнаказанными

— Алексей, могли бы вы посвятить нас в некоторые подробности уголовного дела?

— Могу говорить только об общеизвестных фактах, которые не составляют тайну следствия. Это дело касается расчетов НАК "Нафтогаз Украины" и компании ITERA International Energy L.L.C пятилетней давности, в результате которых государство потеряло более $42 млн. Нам удалось выйти на основных фигурантов преступления, которые непосредственно стояли за преступной сделкой и получили от нее материальную выгоду. Добытые данные свидетельствуют о том, что основная роль в реализации преступной схемы принадлежит Игорю Бакаю. Хотя к моменту хищения средств "Нафтогаза" юридически компанией руководил не он, а Игорь Диденко, по нашей информации, именно Бакай вел переговоры по заключению фиктивных сделок, ставших основой искусственного юридического обеспечения хищения, кроме того, ему, а также членам его семьи досталась значительная доля украденных средств.

— Известно, что это уголовное дело с конца 2002 года расследовалось Генеральной прокуратурой. Почему его передали прокуратуре города Киева?

— Дело действительно расследовалось Генеральной прокуратурой несколько лет. Правда, "расследовалось" — сказано слишком громко. Фактически никакой активной, наступательной следственной работы больше года вообще не проводилось. И хотя были собраны достаточные доказательства для предъявления обвинения некоторым исполнителям преступной схемы, к ответственности так никто и не был привлечен. Работа по делу откровенно саботировалась. Это легко проверить, подняв материалы следствия. Кроме этого, у меня есть все основания утверждать, что за это время по делу было уничтожено немало важных улик.

Потом, как известно, в Генпрокуратуру приходит новое — "донецкое" руководство, которое почему-то сильно заинтересовалось делом Бакая. Мне неизвестны действительные причины, по которым киевский прокурор Кузьмин договорился с Генпрокурором Васильевым о возвращении уголовного дела для дальнейшего расследования в прокуратуру города Киева. Могу только сказать, что к поручению своего шефа Кузьмин отнесся очень ответственно. Когда меня привлекали к расследованию, Кузьмин сказал буквально следующее: "Вы не знаете, перед какими людьми я поручился. Теперь вы отвечаете за это дело и не имеете права на ошибку…". Думаю, тут присутствовали некоторые политические моменты, и активность в расследовании объяснялась необходимостью сделать Бакая более послушным (к тому времени он уже возглавлял Государственное управление делами — ред.)

Как старший прокурор-криминалист, я оказывал практическую помощь в расследовании уголовного дела. Правда, когда начались допросы людей, которые могли иметь отношение к Игорю Бакаю, от руководства киевской прокуратуры поступило указание не проводить активных следственных действий. После этого работа свелась исключительно к направлению запросов и поручений.

— А после чего следствие затормозили вообще?

— После направления мною поручения на предмет исследования некоторых аспектов хозяйственной деятельности Игоря Бакая в управление СБУ в городе Киеве. По моей информации, руководство этого ведомства сообщило о документе лично Бакаю и от него поступило распоряжение разобраться со всеми, кто принимал участие в расследовании. В очень короткие сроки документ был отозван руководством Киевской прокуратуры. Сразу после этого заставляют уволиться следователя, у которого это дело находилось в производстве. Предлог следующий — мол, сейчас приедет команда так называемых "донецких" и вывернет все сейфы в следственном отделе. По этим же причинам покидает свой пост начальник следственного отдела прокуратуры. Мне же предложили перевестись на нижестоящую должность, от чего я, естественно, отказался.

— Когда вы ушли из киевской прокуратуры?

— После отказа переходить на другую должность меня предупредили, что я буду сокращен через два месяца. Я подписал соответствующие документы, а буквально на следующий день мои знакомые коллеги сообщили, что ситуация меняется. По их словам, прокурор г. Киева Ренат Кузьмин дал указание подчиненным активно фальсифицировать материалы моей служебной деятельности, чтобы уволить по статье, якобы за должностные нарушения. Передо мной встал выбор — или заявление по собственному желанию, или увольнение за дисциплинарные нарушения. Я сознательно выбрал второй вариант, чтобы иметь основания обжаловать это решение в суде.

— Как вы пытались доказать свою невиновность?

— Я обратился к тогдашнему президенту Леониду Кучме, рассказал об обстоятельствах, препятствующих расследованию уголовного дела и привлечению виновных в преступлении к ответственности, сообщил также о коррупции в органах прокуратуры, привел факты, свидетельствующие о том, что прокуратура периода руководства Васильева превращена в преступную организацию, действующую либо "по понятиям", либо "по беспределу", но только не по закону. Кстати, это было уже второе мое обращение к президенту по делу "Нафтогаза". Результат оказался таким же, как и в первый раз — касательно расследования дела никакой реакции. С той лишь разницей, что тогда меня отправили в Одессу для расследования другого преступления, а теперь — просто выгнали из органов.

Приказ о моем увольнении, содержащий откровенно абсурдные обвинения, составленный по фальсифицированным документам, был подписан в мае прошлого года. Его я обжаловал Генеральному прокурору. Однако Васильев мою жалобу рассматривать вообще не стал, а отписку делало управление кадров Генпрокуратуры. Что, к слову, является грубым нарушением Дисциплинарного устава прокуратуры.

После этого мне не оставалось ничего другого, как обратиться с иском в Оболонский районный суд столицы. 28 января слушания по делу закончились. Суд удовлетворил мои исковые требования, связанные с признанием приказа об увольнении незаконным и его отмене, опровержением содержащейся в приказе недостоверной информации — в полном объеме текста приказа, восстановлением на работе, а заявленный моральный ущерб присудил к частичному возмещению, то есть в сумме пяти тыс. грн.

— Вам поступали предложения вернуться в прокуратуру до решения суда?

— Да, это произошло сразу после того, как в Генпрокуратуре поменялась власть. Кстати, мои коллеги, уволенные весной прошлого года за дело Бакая, так и поступили. Один восстановлен на прежней должности, другой — на равнозначной.

Мне тоже неоднократно предлагали возвращаться во внесудебном порядке, говорили о незаконности приказа. Но для меня было принципиальным вопросом вернуться именно через суд и доказать незаконность васильевского беспредела в суде. А, кроме того, я не знаю, какой Пискун нынешний, но точно знаю, что еще до прихода Васильева дело "Нафтогаза" и многочисленные дела против Бакая сознательно тормозились и принимались все меры, чтобы они так и не попали в суд. Поэтому я не мог согласиться на добродетель нового руководства. Какой вообще смысл возвращаться работать в прокуратуру, если потом нужно чувствовать себя обязанным людям, которые умышленно прикрывали особо тяжкие экономические преступления?!

— Борьба против людей, сделавших вас безработным, будет продолжена?

— Смотря кого вы имеете в виду. Если Бакая и других фигурантов по делу — то обижаться на них, а тем более мстить им — просто глупо, непрофессионально и, главное, недостойно следователя. Они, по моему мнению, лишь должны сполна ответить за совершенные против государства преступления.

Если же говорить о борьбе против бывшего руководства Генпрокуратуры и прокуратуры Киева, то безусловно. Сразу после того, как я был восстановлен в органах, я подал заявление о возбуждении уголовного дела против бывшего Генпрокурора Васильева за преступную халатность. Ведь он, по Закону, был обязан рассмотреть мою жалобу, а не переводить ее на начальника управления кадров Генпрокуратуры, которая, в свою очередь, "разрешив" ее, по существу грубо превысила свои должностные полномочия.

Заявление о возбуждении дела против Васильева было рассмотрено Генпрокуратурой, но в его возбуждении мне было безосновательно отказано. В принципе, я понимаю логику и моральную мотивацию действий Пискуна. Между ним и Васильевым существует известный публичный конфликт, поэтому возбуждение уголовного дела по моему заявлению могло бы выглядеть как попытка отомстить предшественнику. Хотя такая позиция отнюдь не правовая, я обжаловал отказ в возбуждении уголовного дела в Печерском райсуде.

Я глубоко убежден, что и бывший Генпрокурор Васильев, и бывший прокурор Киева Кузьмин должны быть привлечены к ответственности. Они должны отвечать за то, что дело не расследовалось, за уничтожение доказательств, в конце концов за то, что сейчас Бакай находится за рубежом и возможности его привлечения к уголовной ответственности существенно усложнены.

— По вашему мнению, сейчас реально довести дело до конца? Особенно если вы говорите, что многие доказательства уничтожены?

— Для окончательного расследования нет никаких серьезных препятствий. Мне, например, удалось сделать копии многих документов и сейчас их вполне можно использовать. Есть также целый ряд доказательств, которые можно восстановить. Например, провести новые экспертизы.

Другое дело, что после прихода Пискуна дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Тут есть принципиальный вопрос: если "оранжевая революция" действительно сделала Святослава Михайловича другим, почему, в таком случае, особо тяжкие преступления, связанные с коррупцией в высших эшелонах власти, упорно не расследуются?

— Хотелось бы узнать ваше личное мнение по поводу коррупции в органах прокуратуры. Чем вы, как человек внутри системы, объясняете ее причины?

— Безусловно, это социально-экономическое обеспечение, которое до последнего времени остается достаточно низким. Многие сетуют, что для содержания семьи таких денег в Киеве мало. Наверное, это так и есть, при этом мое мнение по данному поводу однозначно — если не хватает денег, нужно уходить, идти в бизнес, работать адвокатом, куда угодно, но если ты пришел в органы — то не имеешь права брать взятки, порочить себя и службу.

Впрочем, главный источник коррупции — это все-таки руководство органов прокуратуры. Во все периоды работы этого органа здесь работало телефонное право. Насколько мне известно, исключением являются разве что времена, когда Генпрокуратурой руководил Шишкин.

Парадоксально, но коррупционная система, выработавшаяся за последние годы в Генпрокуратуре, настолько совершенна, что в ней находится место даже для высокопрофессиональных и крайне порядочных людей — их зачастую просто используют в качестве цепных собак.

— А вас лично использовали таким образом?

— Да. Как бы не было обидно, но это факт. С другой стороны, я никогда не хотел опускаться до уровня значительного числа руководителей ведомства и становиться взяточником. После "оранжевой революции" многие сотрудники системы поверили, что в органах все поменяется. Что не будут бить по рукам за расследование экономических преступлений, что не будут кричать следователю "фас" только для того, чтобы "сбить денег" с очередного непослушного бизнесмена либо чтобы репрессировать лидера неугодной власти политической силы, членов ее семьи. Что не будет достаточно одного телефонного звонка, чтобы отстранить следователя от дела или отправить его в командировку.

— Вы думаете, что при новом-старом Генпрокуроре это возможно?

— Я не знаю "нового" Пискуна, поскольку слишком мало при нем проработал. Могу сказать только то, что в прокуратуре по-прежнему остаются и хорошо себя чувствуют лица, запятнавшие себя коррупцией, которые являлись непосредственными организаторами того, чтобы уголовные дела не расследовались.