"Жолдак, что тебе нужно?" — должно спросить государство, считает известный театральный режиссер и директор Харьковского театра им. Шевченко Андрей Жолдак

Сегодня Андрей Жолдак живет в Берлине и большую часть постановок осуществляет за рубежом. Он — один из самых авангардных и дорогих театральных режиссеров Европы. В Киеве за шесть лет Жолдак не смог поставить ни одного спектакля. Мы беседовали с ним о том, что ему мешает работать в нашей стране

Автобиографическая справка

Андрей Жолдак-Тобилевич IV

Праправнук классика украинского театра XIX столетия Ивана Тобилевича (Карпенко-Карый). Родился в 1962 году в Киеве. Получил образование в Республиканской художественной школе им. Шевченко (Киев), в ГИТИСе, учился в мастерской выдающегося современного режиссера Анатолия Васильева, на курсах Кшиштофа Занусси в Варшаве. Такие личности, как Феллини, Пазолини, Бергман, Тарковский, оказали огромное влияние на формирование Жолдака как режиссера

— Андрей, сегодня вы — один из самых популярных театральных режиссеров Европы. Как вы начинали? Как вам удавалось в самом начале вашей карьеры находить деньги для поездок на зарубежные гастроли и фестивали?

— Вы думаете, что сделав спектакль, здесь, в Украине, вы находите доброго дядю, который дает вам деньги, и вы едете за границу? Эта модель не работает. Если у тебя есть интересный, качественный продукт, который является конкурентоспособным в Европе, ты можешь его представить европейским дистрибьюторам. Если это безумно интересно, они все финансируют сами. Наш театр, за особым исключением, не тратил государственных денег на зарубежные гастроли. Все фестивали обычно финансировала приглашающая сторона.

— Но у вас есть меценаты и спонсоры среди представителей украинской бизнес-элиты? Кто, например, спонсировал ваши гастроли в Киев? Ведь ваши многочисленные декорации, костюмы, не говоря уже о расходах на дорогу и проживание, стоят больших денег!

— Если я делаю спектакль в Украине, то действительно все расходы оплачивают меценаты и спонсоры. Они приходят ко мне сами. Пришло то время, когда я могу сесть за стол переговоров с людьми, не унижаясь, не прыгая, не прося. Люди сами понимают, что Жолдак — это часть национального продукта.

Сегодня крупные бизнесмены Харькова и Киева готовы финансово поддерживать мои проекты. Это уже та бизнес-элита, которая понимает, что незачем поддерживать польскую продукцию, если украинская лучше. Это моя улица, это мой дом, это мой фонарь. Один талантливый бизнесмен Сергей Цвейк сказал мне такую фразу: "Андрей, что мне сделать, чтобы ты не уехал из Харькова?" А потом добавил: "Я хочу, чтобы мои дети ходили в европейский театр в моем родном городе. Чем я могу тебе помочь? Может, тебе денег дать на жизнь, может, театру помочь деньгами?" Я думал, что он шутит, но когда услышал ту же фразу от крупного киевского банкира, тогда понял, что есть понимание того, что наше, украинское, надо финансировать в первую очередь. Так, на последние гастроли в столицу наши спонсоры выделили 140 тыс. грн.

— А чем вы занимаетесь сейчас?

— Три месяца я работал в одном из самых старых театров Швейцарии — ему исполнилось 120 лет, — где поставил спектакль по Стринбергу. Сейчас живу в Берлине. Там у меня пятимесячный проект "Медея" в самом крупном театре Германии "Фольксбюне", финансируемом бургомистром Берлина лично. Это самый модный театр, который посещают самые продвинутые люди: политики, бизнесмены, культурные деятели государства.

— Какое у немцев отношение к театру?

— Я был совсем недавно в Бонне на деловых переговорах с дирекцией Боннского театра. Они дрожат над театром. Для них это — честь Бонна. Руководитель поделился, что для него театр — это как глоток специального напитка, который стоит в бочках тысячу лет. Для местных жителей большой праздник пойти раз в квартал в свой родной театр, потому что это красиво. Театр — не конюшня. У нас в стране пока еще нет такого трепетного отношения. Театр — это колоссальное место, можно сказать, секретное. Это духовная инстанция, где зритель получает инъекцию.

— Во сколько вам обходится ваше стремление к новаторству?

— Могу сказать, что в нынешнюю мою постановку ("Медея") в Берлине вкладывают 400 тыс. евро — для театра это очень крупная сумма. У них сейчас тоже колоссальный финансовый кризис — 5 млн. безработных. Конкуренция очень высокая. Получить такой контракт можно лишь в том случае, если это действительно того стоит. Наверное, не секрет, что в Германии считается все. Включается счетчик, и каждая деталь оценивается в евро: мой звонок, перелет, ксерокопия и т. д. и т. п. В итоге набегает немаленькая сумма.

— А сколько стоит билет на ваш спектакль?

— Там рынок диктует цены. Существует категория защиты студентов и специальная цена так называемого билета "зеленый коридор" для бедных, который можно купить заранее. Стоимость билета колеблется от 10 до 50 евро. Если зарплата 3 тыс. евро, то это вполне нормально. Я не говорю о Гранд-опера. Там цены могут быть гораздо выше.

— В чем "фишка" продаваемого спектакля? На что реагирует современный зритель?

— Если бы я ставил спектакль по роману "Солнечная машина" Владимира Винниченко (его выгнали из страны в 20-х годах, он жил в Берлине, потом в Париже), то сделал бы фокус. Я бы перенес миллион немцев в Киев на один вечер для посещения киевских театров. Через 15 минут из них бы осталось 10 человек в зале. Я не шучу. Для них это уже допотопное старинное искусство, которое пропахло нафталином, поэтому они бы вышли из зала и сидели на асфальте пили пиво. Если бы перенести сюда поляков, то их бы осталось чуть-чуть больше. А если бы сделали фестиваль "Месяц украинских театров в Берлине", то это была бы катастрофа. Я имею в виду большие театры. Малые антрепризы надо поддерживать, поскольку именно из них рождаются большие проекты.

— У вас были профессиональные проколы?

— Каждый день, на каждом шагу, во всем. Я не знаю, что сказать артисту, как соединить сцену. Но в чем талант? Когда я открываю рот, мною вдруг говорит кто-то. В жизни я примитивнейший человек, миллионная бытовая букашечка, которая тоже думает о себе. Но на сцене я Бог.

— Кто-то помогает вам находить контакты с зарубежными театрами или все получается само собой?

— Контакты находит мой менеджер, но иногда внезапная встреча решает многое. Недавно в Берлине мы познакомились с гением авангардной инсталляции Мариной Абрамович. Она просто подошла ко мне, взяла за руку, начала водить по выставке. А потом спросила: "Кто вы? Я чувствую, что вы очень талантливый человек". Мы показали ей видеозапись спектакля Гольдони, после чего Абрамович познакомила меня с директорами театров Венеции, Лондона, Нью-Йорка. "Это Андрей Жолдак — украинец. Помогайте ему!" — рекомендовала она. Мы обменялись координатами и теперь налаживаем контакты для будущих проектов.

— Остается ли время на Харьковский театр им. Шевченко? Какие проблемы есть у театра на сегодняшний день?

— Харьковский театр — самый крупный в Восточной Украине. За два с половиной года мы сделали прорыв культурной блокады в Украине. С гастролями объездили много стран (Францию, Голландию, Польшу, Финляндию, Испанию, Россию, Македонию, Словению и др.), где получили высокую оценку зарубежной прессы и зрителя. Театр заслуживает того, чтобы стать Национальным театром Восточной Украины, однако пока не получил соответствующий статус. Этот вопрос мы поднимаем и надеемся, что вскоре он будет решен.

— Сколько составил доход харьковского театра за год?

— Сегодня в Украине доход театра с его расходами несоизмерим. Проекты не поставлены на коммерческую основу, и они не окупаются. Только если делается один спектакль, который вдруг начинает хорошо продаваться, на котором можно зарабатывать деньги, потому что помещение театра арендуется. Спектакль живет своей самостоятельной жизнью. А в целом расходы превышают доходы.

— Несколько месяцев назад вы собирались подать в отставку. По каким причинам?

— Я еще не отказался от руководства, но проинформировал культурную общественность Украины о том, что мы уже год добиваемся возвращения нашему театру его исторического названия — Театр им. Леся Курбаса "Березіль". Напомню, что 25 декабря 1933 года Курбаса — руководителя театра, гения украинской режиссуры — арестовали, отправили в Москву, потом на Соловки и там утопили с камнем на шее. Причиной этого стала постановка спектакля по пьесе М. Кулиша "Маклена Граса", которая тогда показалась вождям партии антикоммунистической.

Для меня очень принципиально, чтобы театру было возвращено его историческое имя. В Украине много театров им. Шевченко, и я считаю, что это неправильно. Курбас — основатель харьковского театра и мегарежиссер. Именно его ученики создали театр им. Франко и другие театры. Я беседовал по этому поводу с министром культуры, с губернатором Харькова. Они сказали, что попробуют решить вопрос положительно.

— Что бы вы изменили в системе управления украинским театром, учитывая опыт работы в театрах европейских?

— Я предлагаю ввести в Украине немецкую систему театра и призываю к этому министра культуры и премьер-министра страны. За последние 20 лет немцы доказали, что их театр самый лучший. На сегодняшний день это самая сильная и самая точная система в Европе. Называется она "интендант". Речь идет о том, что руководитель театра выполняет функции общественного и генерального директора. Он лично заключает контракт с мэром города и министром культуры на 3-4 года. "Интендант" не может быть избран больше чем на два срока, так же, как и президент страны. Ему дают права и полномочия по набору в театр актеров и персонала. Он отвечает перед государством и обществом за качество выпускаемого продукта.

— "Интенданта" избирают на конкурсной основе?

— Конечно же. Например, объявляется конкурс. Условно говоря, Жолдак со Ступкой подают документы на участие в нем. Если моя программа интересней, я получаю контракт на должность "интенданта", скажем, Национального театра им. Франко. Пробыв на должности четыре года, я могу еще раз победить, но, поработав на этой должности восемь лет (по закону немецкого театра), не имею права участвовать в конкурсе третий раз. "Спасибо, Андрей Валерьевич, вы вошли в историю нашего театра. Теперь вы можете искать себе работу в другом театре", — говорят мне.

— Вы действительно хотите взять на себя руководство театром им. Франко?

— Сегодня я могу взять на себя эту ответственность: у меня есть рецепты, как "вылечить" театр им. Франко. Если бы Президент доверил мне эту миссию, я бы согласился посвятить часть своей жизни тому, чтобы вывести театр из кризиса. Богдан Ступка — хороший актер. Мы все это знаем. Он много сделал для Украины в культурном плане, но он не умеет руководить театром.

— Почему директора украинских театров не хотят ломать сегодняшнюю театральную систему?

— Есть театр, труппа актеров и директор, который еще является и бизнесменом. Директор театра, если он сам им руководит, может сделать себе теневую зарплату 5 тыс. евро в месяц. При этом он и пальцем не пошевелит, чтобы звать какого-то сумасшедшего режиссера, который бы будоражил труппу, платить ему гонорары. Он будет делать так, чтобы актеры не утонули в бедности, давать им роли и символические деньги. Главное — чтобы в театре не было революции. В Германии, если "интендант" театра сделал два спектакля и общество их не приняло, он уходит в отставку досрочно.

— Сколько получает "интендант" немецкого театра?

— "Интендант" театра получает по нашим меркам сумасшедшие деньги — 25 тыс. евро в месяц как минимум. Плюс проценты от больших проектов. Думаю, в наших условиях "интендант" должен был бы официально получать 5-10 тыс. евро в месяц. Тогда он будет заинтересован сделать свой театр самым лучшим.

— Скажите, Андрей, а почему вы не ставите спектакли в Киеве?

— Я очень расстроен, что уже шесть лет не могу поставить спектакль в Киеве, родном для меня городе. Это аномалия. Если сегодня я птица с сильными крыльями, то мне нужно иметь гнездо. И если правительство и премьер-министр этого не понимают, Жолдак может улететь туда, где более сильные гнезда, — в крупные европейские театры. Так что, пока не поздно, надо понять это и сказать: "Жолдак, что тебе нужно, чтобы в Украине существовал сильный театр Жолдака?"