- Дата публикации
Андрей Блинов, координатор Экспертной платформы НБУ, о будущем финансового рынка
Мировые тренды
Мы сейчас подводим итоги не просто 2019 года, а целого десятилетия. Ведь что такое десятые годы 21 века? Это посткризисный период. Мы помним, что все началось с ипотечного кризиса в США и как потом он распространился на большую часть мира, включая развивающиеся рынки. Были афтершоки в той же Латинской Америке как последствия предыдущего кризиса. Вся мировая тенденция сегодня — это продолжение выхода из кризиса 2008 года.
Почему это кризисное цунами стало важным для нас? Во-первых, оно привело к тому, что в политике ряда ведущих центральных банков произошли радикальные изменения. Помните эти программы денежного расширения от центробанков? Начала Федеральная резервная система США, затем присоединился Европейский центральный банк, примкнула Япония, которая периодически страдает от дефляции. Многие ведущие центробанки мира начали говорить о подпитывании деньгами своих кластеров, а также в целом мировой экономики, чтобы не дать ей скатиться в еще более глубокую кризисную яму. И она не скатилась.
Курс Украины
Украина находится в несколько иной парадигме из-за небольшой капитализации нашей финансовой системы. Общая тенденция последних трех-четырех лет — это построение посткризисной инфраструктуры финансового рынка, что предполагает массу изменений. Одно из них — уточнение сфер работы регуляторов, а именно закон о "сплите".
Суть "сплита" в том, что вместо трех регуляторов финансового рынка — Национальной комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку, Национальной комиссии по регулированию рынков финансовых услуг и Национального банка — им будут управлять два: НБУ и НКЦБФР.
Общая тенденция последних трех-четырех лет — это построение посткризисной инфраструктуры финансового рынка
Это вполне соответствует глобальной тенденции сокращения регуляторов. Мир, впрочем, идет дальше: все больше появляется суперрегуляторов, у которых сосредоточены функции регулирования всего финансового сектора, а вот монетарные функции отделены, как, к примеру, в Великобритании. Банковский сектор во всем мире в определенной степени является эталонной моделью для финансового сектора. То, что происходит на банковском рынке, рано или поздно приходит на соседние рынки.
Для Украины это не просто последствия 2008 года, а начало фундаментальной реструктуризации системы. Цель этой перестройки — финансовая стабильность, то есть предсказуемость, и защита прав всех участников финансовых взаимоотношений. Именно из-за отсутствия этих двух пунктов у нас в стране очень мало иностранных инвестиций.
Регулятору важно знать, кто контролирует ту или иную компанию, чтобы защитить граждан, несущих туда свои деньги. Банковские вклады защищены, к примеру, Фондом гарантирования вкладов, но другие финансовые компании не имеют такой защиты. Нам надо понимать, кто виновен, если со счетов финкомпании за два дня исчезли все деньги, и как эти средства вернуть собственникам. Это необходимая практика. Кто бы доверял Федеральной резервной системе США, если бы они не боролись с откровенным мошенничеством?
Отрасль в будущем
В своем недавнем исследовании Базельский комитет по банковскому надзору (организация, действующая при Банке международных расчетов, разрабатывающая единые стандарты и методики регулирования банковской деятельности. — Ред.) показал, какие профессии будут наиболее востребованы в центробанках в ближайшем будущем: 35% персонала будут представлены специалистами по IT. То есть в центральных банках будут в первую очередь работать программисты, а не банкиры.
А еще нас ждет повсеместное использование роботов. В рамках Шестого технологического уклада и Четвертой промышленной революции это вполне обычное дело. Робот София, которого возили по разным презентациям, только первый шаг.
Что же будут делать люди, если многие их функции перейдут нейромашинам? Это повод для широкой дискуссии.
Но дискуссии спокойной, без паники. Ведь мы это уже проходили. Вспомните паровые машины, а потом конвейеры, которые выбросили на улицу миллионы людей. Это даже к революциям приводило. Но люди всегда находили для себя возможности в смежных сферах, менее трудоемких, более умных, более творческих. Так что в этом отношении следует оставаться оптимистами. Человечество вновь оказывается на острие этих перемен.
Я часто размышлял: а что будет с банковскими профессиями, например, водителями инкассаторских авто или кассирами в банке, когда их сменят роботы? А где будут люди, где та тонкая психологическая грань? Вероятно, по мере автоматизации финансового сектора VIP-банкинг будет, напротив, очеловечиваться. Будет возможность получить по старинке услугу от банковского клерка. Бонусом станет не услуга сама по себе, а возможность просто поговорить с человеком, выпить с ним кофе. Поговорить, не будучи элементом алгоритма машины. Это будет особой привилегией. Держишь большую сумму в банке? У тебя есть возможность поговорить с живым человеком!
Криптовалюта
Криптоединицы стали возможны благодаря технологии блокчейна. Но ведь это только их первый уровень. Блокчейн — это также технология развития платежных систем и ведения любых реестров. Это удобно, это снижает коррупцию, это позволяет работать с банками, с государством 24/7. Такой прогресс неизбежен.
Да, особый вопрос, а что случится с привычными для нас государствами, ведь децентрализация реестров и частная эмиссия денег могут привести к пересмотру функций правительств? У госфинансистов есть два варианта, как реагировать на этот тренд: закрыть глаза или возглавить процесс. Международный валютный фонд и Европейский Союз выступили против создания криптовалюты на базе популярных социальных сетей. В то же время около 30 центральных банков стран мира начали эксперименты с собственными цифровыми валютами. Это очевидная попытка возглавить процесс. Но, как мы знаем, ведущие государства и международные финансовые организации планеты, те же МВФ, Мировой банк, G20, пока не договорились, не создали некую единую платформу договоренностей в отношении криптоденег, как в свое время в Бреттон-Вудсе или Кингстоне договорились о том, каким будет формат мировой валютной системы.
Эти договоренности еще впереди. Вполне вероятно, что они будут достигнуты в двадцатых годах, которые уже начались.