Политикам нужно отойти в сторону — CEO JKX Oil&Gas Томас Рид о развитии газодобычи в Украине

JKX Oil&Gas (Великобритания) — заметный игрок на газовом рынке Украины. Ее основной актив в нашей стране — СП "Полтавская газонефтяная компания" (Полтава). Несмотря на большой производственный потенциал, долгие годы компания была более известна благодаря конфликтам акционеров и громким судебным процессам. Лишь в начале 2016 года смена менеджмента привела к изменению стратегии деятельности — непосредственно добыча газа и нефти. Такой вектор поддержали ключевые группы акционеров, среди которых решающую роль играют Игорь Коломойский и Геннадий Боголюбов (через EclairsGroupLimited) и российские акционеры (через Proxima Capital Group).

Спустя год EclairsGroupLimitedинициировали смену менеджмента, назначенного в феврале 2016 года, а представители ProximaCapitalGroup в совете директоров JKX заявили о том, что не поддерживают текущий состав совета директоров. В украинских СМИ это связывают с возможным изменением конечных бенефициаров. Delo.UA пообщалось с CEO JKX Oil&Gas Томасом Ридом о том, что же происходит в компании, кто ее конечные бенефициары и о том готово ли правление покинуть газодобытчика.

В деятельности компании был длительный период конфликта между акционерами, но приблизительно год назад ситуация успокоилась. Было назначено новое правление. Хотелось бы понять: за счет чего это удалось и что изменилось за год?

Мы — профессиональная командав нефтегазовой сфере и не отстаиваем интересы отдельных групп акционеров. В январе 2016 года так и сказали: мы будем независимы, будем работать в интересах всех акционеров и будем стараться разбирать все старые проблемы. Как мы тогда озвучили: перевести работу компании к стратегии "нефть и газ". Вместо юридической стратегии.

Все акционеры это поддержали, в том числе миноритарии. Это важно, так как предыдущий менеджмент в последний момент отстранили от голосования крупного акционера Eclairs, который нас тоже поддерживал. Но, несмотря на это, остальные акционеры нас поддержали.

Почему же спустя год именно Eclairs выступили против правления?

Мы уменьшали задолженность, провели ее реструктуризацию. Уменьшали налоговые пассивы в Украине, увеличивали производство, наличный поток. Сделали именно то, что говорили рынку.

Если честно, то лучше всего спросить их. Я не знаю. Я их много раз спрашивал, но не получил ответа ни от Eclairs, ни от Proxima, которые тоже меня не поддерживают.Но при этом они не предлагают альтернатив.

Может ли это быть связано с тем, что у Eclairs и Proxima за год изменились конечные бенефициары?

Не знаю. Но я фундаментально не вижу другой стратегии для этой компании. JKX не является очень сильной фишкой, например в политической игре.

Здесь есть большое месторождение, которое технически сложно разрабатывать. И нужен новый подход к тому, чтобы извлечь его запасы. Для любого акционера я не вижу хорошей альтернативной стратегии.

Вы общаетесь с руководством этих двух компаний или с владельцами?

В основном с руководством. Но господин Татарчук — одновременно и акционер Proxima. С господином Коломойским (акционер Eclairs — Delo.UA) разговаривал дважды в прошлом году. А с Михаилом Бакуненко гораздо чаще.

В украинских СМИ начала появляться информация, что у Proxima появился новый акционер — российский миллиардер Павел Фукс. Вы об этом что-то знаете?

У нас нет такой информации. Мы не просто спрашиваем об этом, но и отправляем юридические запросы о том, кто конечный бенефициар.

Известные сегодня владельцы в официальных ответах продолжают утверждать, что они остаются бенефициарами.

Какие шансы у этих двух групп акционеров, что они проведут решение? Ведь у них суммарно менее 47% акций.

Если они проголосуют вместе, то это конец истории. В публичных компаниях очень редко на общее собрание приходят и голосуют 100% акционеров. Даже если зарегистрируется 90% акционеров, то Eclairs и Proxima — выиграют.

За счет каких ресурсов компания столь существенно улучшила финансовые и производственные показатели деятельности? Просто за счет более оптимального использования внутренних возможностей?

Много сил мы потратили на реструктуризацию кредита. Сильно оптимизировали наличный поток и запасы наличности операционной компании.

Мы смотрели на потенциал каждой из наших скважин с точки зрения технологий и инжиниринга. Сравнивали с текущим состоянием этих скважин и делали по их оптимизации. Но делали это системно.

Это звучит концептуально просто, но на практике все сложнее.

Получается, что предыдущий менеджмент жил не по средствам?

У них был другой подход, финансовый. Купили актив и не занимались им. Если не интересно, то продали его. Действовали практически как инвестфонд. Так тоже можно делать и так зарабатывать.

Но у нас другая команда и концепция, в основе которой — технология. Ведь за последние 10 лет в мире технологии существенно улучшились, но не до всех месторождений эта эволюция добралась.

Компания произвела значительные действия для роста добычи газа в будущем. Какой и в какие сроки по Вашим ожиданиям это может дать дополнительный объем добычи?

На нашем Руденковском месторождении можно добывать 1 млрд куб. м природного газа в год. Но чтобы достичь такого показателя, нужно ежегодно бурить по несколько десятков скважин. По американским стандартам — это не слишком амбициозно.

Но в Украине пока не получается бурить одним станком 6-8 скважин в год, так что с технической точки зрения — это достаточно амбициозный план, у которого есть три составляющие.

Первый — собрать все геологические данные и проанализировать их. Он уже сделан.Сейчас мы во второй фазе — оценки. Делаем больше ГРП и раскрываем законсервированные скважины на Руденковском месторождении. Это даст нам переоценку планов развития месторождений.

После этого начнем масштабное бурение. 135 скважин за 3-4 года.

Мог ли этот потенциальный рост объемов добычи стать причиной нездорового интереса со стороны одной из групп акционеров?

Вряд ли. Ведь кто угодно не сможет выполнять эти работы. У тебя должен быть не просто опыт работы с "черным ящиком" или телефон Schlumberger, Halliburton, которые могут доставить этот "черный ящик", — это миф, так не бывает. Это целая система управления.

Можно поменять менеджмент, но у него будет такой же подход к развитию компании, как и у нас.

В 2016 году компания почти в два раза сократила персонал в лондонской штаб-квартире и на треть сократила украинский персонал. Каким образом это согласовывается с планами нарастить добычу?

Мы действительно много сократили избыточного персонала. Особенно в Англии. Но, несмотря на это, по показателю добычи газа на одного работника — мы далеко не лучшие на рынке. Но дальше сокращать персонал уже нет смысла. Нужно наращивать добычу.

А распродажа неликвидов с чем связана?

Много всего накопилось за предыдущие 10 лет, так как у компании не было четкой стратегии. Сейчас мы разработали план развития, для которого важен каждый доллар. И если этот доллар лежит на складе в каком-то товаре и не помогает увеличивать добычу, то зачем он нужен?

Есть претенденты?

Очень мало.

В 2017 году компания должна была урегулировать налоговый спор. Однако мы видим новые выемки документов. Удалось ли подтвердить решение Гаагского арбитража в Украине и получит ли компания возмещение?

У нас есть несколько типов жалоб. Есть стратегические, которые касались решения предыдущего менеджмента. В Гааге были два иска: от государства нам и от нас государству.

Я несколько раз заявлял, что мы готовы закончить этот спор, сделать зачет и жить дальше. Но в 2016 году никто особо не разговаривал об этом, все ждали решения. И вот когда мы выиграли $11,7 млн, то на самом деле оказалось, что это проигрыш. Ведь мы ожидали получить $180 млн. Поэтому налоговые претензии к нам существуют и наше предложение к ГФС в силе. Так как мы хотим заниматься добычей, а не юридическими спорами.

То есть государство Украина не идет Вам навстречу?

Они начали идти нам навстречу, но после появления разговоров о смене менеджмента, процесс поставлен на паузу. К сожалению, это логично.

Кроме стратегических, есть тактические споры: с прокуратурой, местной налоговой и т. д. Это обычное дело в Украине.

Компания одобрительно отзывалась о снижении ставок ренты с 2017 года, а также анонсировала продолжение борьбы за низкие ставки. Считает ли компания нынешние ставки реалистичными?

Для меня не очень логично, что самая высокая ставка ренты в Европе находится в стране, которая так зависима от импорта газа. Но это политический вопрос.

С точки зрения инвестора могу сказать, что наш план развития работает при такой высокой ренте. Так как тратим деньги только на ГРП и используем уже существующие скважины.

Но на фазе масштабного бурения — рента в 29% невыгодна. И мы не можем полноценно развивать Руденковское месторождение. Вопрос не только в уровне налогообложения, но и в том, что все риски лежат на инвесторе.

Для долгосрочного развития лучше, если ставка ренты будет 12% плюс дополнительный налог на прибыль. Это было бы хорошо. Это уже не фэн-шуй, а устойчивая конструкция.

Вы называли своим вызовом в 2017 году — привлечь финансирование. Есть ли наработки в этом направлении или пока развитие идет за собственные деньги?

Пока за собственные деньги. Украинским компаниям сложно привлекать инвестиции. И нам тем более. Слишком много стран в нашем портфеле активов и составе акционеров. Если какой-то западный банк любит Украину, то ненавидит Россию. И наоборот. Или даже нас обоих.

Вы не думали сменить акценты в географии развития компании с Украины туда, где попроще работать?

Нет. Украина — наиболее интересный регион для развития со стратегической и экономической точки зрения. Но сложный юридически.

В мире есть три больших рынка сбыта: Северная Америка, Китай и Европа. Первые два — обеспечены газом. Европа преимущественно получает газ из России, Норвегии, Англии и Нидерландов. Но где возле Европы уже есть трубы, перерабатывающая инфраструктура, хранилища газа и история? Это Украина. Напомню, что в 1970-х Украина поставляла газ в Россию.

Сейчас Украина ежегодно добывает 2% от запасов. А Европа — 10-15%, Америка — 10%. Если бы у нас был такой показатель, то мы бы обеспечивали себя и экспортировали 20-30 млрд куб. м в год в Европу.

Но здесь большая роль политики…

Я бываю на нефтегазовых конференциях в Техасе, который вместе с Оклахомой — один из крупнейших регионов в газе и нефти. Там мы с друзьями вообще не обсуждаем влияние государства и налогов на бизнес — его нет! Мы обсуждаем инжиниринг, технологии и финансирование.

Будущее энергонезависимости Украины в том, что им (государству и политикам — Delo.UA) нужно просто отступить. И частный сектор сам все решит.

Полтавская областная прокуратура до сих пор сомневается в правомерности использования Руденковского, Новониколаевского, Игнатьевского и Молчановского месторождений. Не опасаетесь, что Ваш актив отсудят и вернут "Укргазвыдобуванню"?

Я считаю такого рода вещи одним из стратегических рисков Украины. Мы владеем лицензиями более 20 лет. Мы были первым иностранным инвестором в секторе. Мы заплатили почти $1 млрд в налогах, зарплатах и т. д. Мы всегда работали прозрачно и в рамках закона.

Возможно, менеджмент переоценивает свои достижения, чтобы сохранить свои высокооплачиваемые должности? А на самом деле акционеры не получили ожидаемой выгоды?

Если бы ситуация была именно такая, то я бы с удовольствием выслушал: каких целей не достигли, какие цифры не выполнили и какая альтернатива сейчас для акционеров более выгодна. Я не хочу работать там, где я не нужен. А сейчас есть только общее ощущение, что нужно что-то менять. Но других целей, цифр, плана и команды — нет.

Вы в своей практике с таким не сталкивались?

Нет (смеется — Delo.UA)

Тогда Вам, возможно, есть смысл встать и уйти в другой проект в Украине?

Сейчас преждевременно думать об этом. Но мы знаем о такой возможности.