Каллиопа и/или Клио — Игорь Померанцев на поэтическом фестивале Meridian Poltava

Можно ли сегодня описывать исторические события языком, не принятым в академической среде? Если да, то каким? Лично меня интересует ландшафт истории, и, признаюсь, это эмоциональный и писательский интерес. Я представляю себе историю как местность, где сосуществуют и граничат лощины, горные кряжи, омуты, пустыни, тундры, вулканы, степи, гейзеры.

Особенно меня манят пропасти, куда проваливаются целые армии и даже народы. Оттуда, из пропастей, слышны вопли, стоны, заклинания, и даже самое чуткое ухо не в состоянии отличить хрипов шумерского от шелеста аккадского, а кукареканья боевых петухов от картавых переливов грифа. Ещё меня волнуют битвы в долинах рек, от бронзового века до наших дней, и потоки крови, поступающие в водные артерии. Оглядываясь назад, ясно понимаешь, что словосочетания "море крови" и "гора трупов" вовсе не гиперболы или метафоры.

Ещё истории мог бы пригодится язык метеорологии и астрономии. Представьте себе вид истории ночью. Если бы эта ночь длилась вечно, то мы бы до сих пор жили, по выражению Петрарки, в Тёмных веках, и с завистью глядели бы на солнечные купола византийских храмов и глазурованную кладку минаретов. Я не первый, кто думает об истории в погодно-астрономических терминах. Напомню вам название книги голландского историка культуры Йохана Хейзинги "Осень Средневековья".

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Горечь юбилея -  блог Игоря Померанцева о 65-летии со дня выхода в эфир Радио "Свобода" 

Я рискну продолжить эту традицию. Можно ли представить себе  Ренессанс в дождливую погоду? Едва ли. В залитой античным светом эпохе никогда не дождило и даже не моросило. Уже в ХХ-м веке многие из нас были участниками, вольными или невольными, Холодной войны. Ныне мы, её ветераны, настороженно наблюдаем, как на смену Холодной войне приходит глобальное потепление. Мы растерянно стоим на берегу истории, обдаваемые брызгами мирового океана, и готовимся сменить паруса яхт на белые флаги.

В арсенале историка и писателя хранятся разные оптические приборы. Историк может рассуждать о том, почему боги войны выбрали местом битвы за Балтийское море открытое поле в шести верстах от Полтавы, а писатель представляет себе стонущие души павших, парящие в клубах дыма и пыли, вчитывается в воспоминания о лютой зиме 1709 года, замёрзших на лету воробьях, полевых лазаретах, где лекари без наркоза отсекали отмороженные руки и ноги, носы и уши, а по снегу, как звери, ползали человеческие обрубки.

Мне кажется, обсуждение военного и геополитического значения Полтавской битвы увело бы нас в сторону от истинных последствий этого события.  У писателей есть в запасе другой язык, прежде всего художественный и ассоциативный, и он позволяет ставить свои диагнозы историческим процессам. Полтавская битва изменила представление европейцев о севере, западе и востоке. Она перетасовала стороны света и стёрла границу между севером и западом. Украина в 21-м столетии предпочла Гринвичскому меридиану Майдановский. Восток же замер в позе победителя и, таким образом, обрёк себя на губительные последствия триумфа. Дорогие шведские гости, от души поздравляю вас с поражением: победа за вами.

Не пропустите самые важные новости и интересную аналитику. Подпишитесь на Delo.ua в Telegram