Мы не считаем уход бирж с рынка катастрофой — глава Комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку

Пошел шестой месяц как НКЦБФР получила новую команду, но с тех пор на фондовом рынке мало что поменялось. Почему нет подвижек в реформировании рынка и регулятора, где брать деньги на работу Комиссии и когда в Украине начнут защищать права инвесторов и кредиторов, читайте в интервью Главы НКЦБФР Тимура Хромаева специально для Delo.UA.

Самый сейчас горячий вопрос — это будущее российских бирж. На фондовом рынке все активно говорят, что будет с Украинской биржей и ПФТС. Как вы видите разрешение этой ситуации?

Есть закон и его нормы, мы не подвергаем их никакому сомнению. Сейчас сказать вам, что будет с биржами, я не могу. Всем известно, что 28 июня закон вступил в силу, и только после этого мы будем его рассматривать.

Конечно, биржи будут уходить, постепенно. Одна из наших задач — это убрать стоимость в один процент (комиссия за сделку — Ред.) для бирж. Это всего лишь плодит биржи. Для этого нам нужна консолидация, в концепцию которой вкладывается и закон про лицензирование, что в свою очередь будет ее стимулировать. Размеры активов всех наших бирж, я думаю, вряд ли больше чем пять миллионов долларов.

Там есть вопрос с трактовкой закона. От нее зависит, коснется он одной биржи или сразу двух.

Трактовка закона — это задача юристов. Однако мы и сами проводим достаточно глубокий анализ, консультируемся с другими регуляторами и органами власти для того, чтобы решения были адекватные и соответствовали букве закона. Мы не можем комментировать трактовки юристов, ведь есть норма, и она буде применена — по этому поводу у нас позиция четкая и конкретная. Наличие российского капитала в биржах — является проблемой. Безусловно, есть свои нюансы, к примеру разделение государственного и частного капитала, но пока еще по этому закону вопросов много, и я не хочу вам давать на них фрагментарный ответ.

Хорошо, вы вот со стороны комиссии не считаете проблемой, когда две из трех крупнейших бирж могут остаться без лицензии?

Что вы хотите сказать? Что закон — это проблема?

Возможно, он несет в себе больше популистcких мотивов, чем экономических?

Законодатели принимали решение исходя из каких-то соображений. В свою очередь отмечу, что биржа — это некий институт, который крайне важен для инфраструктуры рынка. К сожалению, понятие биржи в нашей стране девальвировалось. Ни одна из бирж — а их у нас 10 — даже в совокупности не создает рынка. Поэтому если говорить о том, считаем ли мы, например, уход какой-то из бирж с рынка катастрофой — нет, не считаем. В этом направлении у нас сформирован свой план-видение, который мы собираемся реализовать в ближайшем времени. Я абсолютно уверен, что он будет успешным, и мы добьемся того, что у нас будет единый ликвидный рынок.

Не количество лицензий предопределяют рынок, а централизация ликвидности, которую должен обеспечить регулятор — это основа. Рынок должен смотреть в перспективу, где мы будем через пару лет. Но, к сожалению, мы сегодня смотрим только себе под ноги.

Да, но проблема ухода этих бирж сильно интересует участников рынка.

Ухода бирж нет. О чем вы? Закон касается лицензирования, и там ничего не сказано про уход, есть только вопрос наличия существенного участия резидента страны-агрессора. Но в этом направлении я не могу давать советы, это против сущности регуляторов, для этого есть финансовые посредники, юристы. Вы не должны видеть в регуляторе того, кто даст ответ на любой вопрос.

Давайте перейдем к более стратегическим вопросам. Чем новая программа развития фондового рынка существенно отличается от предыдущих и какие основные задачи вы перед собой поставили?

Все программы между собой достаточно похожи. Вопрос в реализации, в скорости достижения поставленных задач. А среди этих задач — улучшение инвестиционного климата, защита прав инвесторов, улучшение и приведение нашего законодательства к европейским нормам. Существенная часть наших задач сейчас сводится к ревизии полномочий и совершенствованию возможностей регулятора, необходимых для обеспечения сегодняшнего уровня экономического развития, учитывая нашу интеграцию в мировые рынки.

Мы уже добились очень высокого уровня взаимоотношений с международными финансовыми организациями, а именно с МВФ, что должно помочь нам в достижении операционно-финансовой независимости.

Что под собой подразумевает "независимость"?

В первую очередь это скорость принятия решений. На сегодняшний день мы проработали уже 5 месяцев, и это колоссальный срок, но пока что мы не смогли издать ни одного серьезного нормативного акта. Знаете, почему? Процедура согласования. У нас уже по меньшей мере где-то 5 актов, которые нам надо выдать "вчера". Вопрос не в скорости роботы других органов, а в самой процедуре — 30 дней здесь, 30 дней там.

Вам как человеку из бизнеса тяжело работать со всей этой бюрократией?

Безусловно, бизнес-подход абсолютно другой. Сейчас нам необходима координация и более тесное взаимоотношение органов власти, ведь мы не можем два месяца рассказывать каждому чиновнику, что мы хотим сделать, для получения согласования своих документов.

Мы уже готовим закон об операционной и финансовой независимости НКЦБФР. Отмечу, что финансовая независимость — немаловажно. Она даст возможность обеспечить материальную базу регулятора — и не только уровень зарплат, который сейчас просто недопустим, но и инвестиции регулятора в модернизацию, а точнее, в наличие IT-инструментария.

Откуда брать финансирование? Из бюджета или рынка?

Мы должны переходить на рыночное финансирование, как во всем мире, ведь это повысит эффективность регулирования и материальные возможности регулятора, что даст возможность обеспечивать прозрачность ценообразования на рынках и на активах, за которые отвечает Комиссия.

Если говорить об отчетности, то часто материалы, которые приходят в Комиссию, не соответствуют не только нормативам, но даже здравой логике. Есть и участники, которые очень профессионально относятся к составлению отчетности, и работать с этими документами гораздо проще. Но бывают и такие, что даже не особо утруждаются во время подготовки отчета. Поэтому нам необходим набор финансовой и операционной независимости для улучшения подобных бизнес-процессов.

Мы уже провели первый в нашей стране аудит всех наших бизнес-процессов на предмет коррупционности. Так, 90% коррупционности в нашей ситуации — это неадекватные бизнес-процессы, в частности наличие человеческого фактора и человеческого влияния на взаимоотношения с внешним миром. Решение простое — электронный документооборот. Цена этого вопроса по сравнению с риском коррупции — просто мизерная.

Вы планируете часть финансирования комиссии переключить на доноров?

Мы общаемся и работаем со многими партнерами. Но вы понимаете, что такое донор? Доноры дают деньги для того, чтобы мы повысили свой уровень, а дальше шли сами. А нам уже 20 лет было недавно.

К примеру, я должен был лететь на ежегодную конференцию, и билет мне туда оплачивал донор. А уровень связей, устанавливаемых на этой конференции с другими регуляторами, колоссальный — а мы билет не можем купить.

Что вы планируете делать с "мертвыми душами" на фондовом рынке?

Для начала, давайте поймем, почему они существуют. Потому что в результате приватизации стоимость этих активов настолько мизерная, что даже не оправдывает затрат на проведение всех этих мероприятий (дематериализацию — Ред.). Мы подготовили закон, по которому акционерные общества смогут провести выкуп у всех держателей, а полученные средства будут храниться на счету центрального депозитария до момента востребования. Это существенно облегчило бы работу депозитарной системы нашей страны, ведь когда миллионы держателей, собственников акций просто лежат мертвым грузом на наших депозитарных учреждениях — это ощущается.

Нужно понимать, что рынок у нас есть, но нет организованного рынка. У нас просто "Дикий Запад" с миллионами акционеров и тысячами акционерных обществ.

А что с законом о защите прав кредиторов и прав инвесторов?

Законопроект о защите прав кредиторов по финансовым инструментам сейчас дорабатывается, и уже, по-моему, прошел первое чтение. Этот документ регулирует многие вопросы, но нам уже кажется, что его будет недостаточно.

Мы определили несколько моментов и два основных понятия, которые мы хотим дополнить. Во-первых, это вся механика процесса секьюритизации, ведь на уровне глобального развития мы должны иметь возможность секьюритизировать любые отношения долгового характера. Мы не хотим сегодня предлагать рынку — давайте назовем сегодня эту облигацию инфраструктурной, а завтра она будет не инфраструктурная. Так, нам нужно придумать норму, по которой любое отношение можно секьюритизировать, стандартизировать и выпустить на рынок.

Второй момент — это credit enhancement, создание кредитного отношения. Это обеспечение защиты требований, к примеру, если облигация секьюритизировала какие-то отношения, то под этими отношениями есть актив. Мы говорим о том, что если эта облигация была выпущена под проект, данный проект должен быть обеспечен вне зависимости от процесса банкротства, который будет начинаться с этим предприятием.

Что же касается других законопроектов, то у нас в работе также закон о деривативах. Он очень качественный, и все его оценили, но деривативы могут существовать тогда, когда у нас есть рынок исходящих активов — спотовый рынок, ведь дериватив торгуется исходя из цены базового актива.

Но физически деривативы на рынке есть. Как они функционируют — другой вопрос.

Я бы не назвал эти "деривативы" деривативами. Это, скорее определенные контракты с таким названием, определенная форма оформленной спекуляции. Тавтология, но хорошо описывает эти взаимоотношения. Без спотового рынка валют этот фьюч — нереальный фьюч. Да, у нас есть закон о деривативах, но накладывать его на сегодняшнюю действительность опасно. Это создаст такой же манипуляционный инструмент, каким у нас являются базовые активы. Скорее всего, мы подадим этот законопроект до конца года вместе с новым законом про регулирование рынка, тогда мы могли бы систематизировать спотовый рынок и обеспечить ситуацию, когда дериватив дополняет систему, на основе которой будет формироваться цена.

Есть также понятие price discovery — это процесс, при котором биржа обеспечивает рынок, но ни продавец, ни покупатель не могут манипулировать биржей. А у нас биржа на сегодняшний день — манипулируемая, и в результате price discovery извращен.

У прошлой Комиссии было достаточно много дел по манипуляции.

Если сравнивать видение манипуляции в нашей законодательной базе и как на это смотрит Европа, то это две очень большие разницы. Я говорю о рынке, который попадает в формулировку европейского права как манипуляция. Мы пересматриваем дефиницию, что такое манипуляция, и на сегодняшний день наказание у нас не соответствует европейским нормам, а ведь там это — криминализируемое злоупотребление. Мы будем добиваться, чтобы в украинской практике криминализировали манипулирование рынком, но это процесс на несколько лет. Отмечу, что это процесс недешевый и нуждается в качественных IT-технологиях, которые позволили бы нам отсеивать и четко идентифицировать сделки на рынке. Поэтому все сводится к финансированию, которого у нас пока что нет.

Тогда скажите, каким вы видите фондовый рынок Украины через 5 лет?

Один из приоритетов, которые также есть в программе 2020, — инфраструктура. Так это не только вопрос биржи или количества бирж — в целом вопрос рыночной инфраструктуры, которая бы обеспечила эффективность, защиту и высокий уровень проведения сделок на регулируемом рынке. Также речь идет о клиринговой и депозитарной системах, так как на сегодняшний день у нас она сегментарная.

Если говорить о том, каким мы видим рынок через пять лет, то перед нами стоит задача повысить нашу инфраструктуру, сделать так, чтобы она соответствовала мировым стандартам — в частности, это и технологические решения, и вопросы защиты инвесторов, вопросы депозитарных правил, расчетно-клиринговых правил и т.д. Мы, безусловно, обеспечим, чтобы биржи выполняли свою главную роль — ценообразование и price discovery.

Сколько бирж вы видите?

Я уже ответил на вас вопрос — не в количестве бирж определяется рынок, а в централизации его ликвидности. К примеру, в Америке 13 бирж, а в Германии, по-моему, 7 или 8 бирж. Биржи создают еще несколько бирж, так они диверсифицируют своих клиентов, но вся ликвидность находится в одном месте. Стоимость на нефть может определяться на нескольких биржах, но в результате вы видите одну стоимость. А у нас один и тот же инструмент может торговаться на двух-трех биржах, и цена будет разная. Логично, что можно купить в одном месте и перепродать в другом, но у нас и этого не происходит. Поэтому цена должна формироваться одна, и ликвидность должна быть где-то в одном месте.

Как должна быть реформирована депозитарная система?

Мы должны привести ее к нормам, определенным международным сообществом. Важным достижением стала дематериализация, но этого мало. Наличие фрагментарности в депозитарном учете — недопустимо. Колоссальные риски остаются на уровне депозитарных учреждений, которые на сегодняшний день определяют и создают риски для вкладчиков. Поэтому у нас двухуровневая система, тогда как мир хотел бы уже видеть одноуровневую систему. Отмечу, что нас ждет централизация депозитарного учета и всех инструментов для того, чтобы обеспечить эффективность и понизить стоимость услуг. Мы нуждаемся в новых IT-решениях, например, мы хотим рассмотреть крипотграфию Bitcoin для того, чтобы хранить базы данных и обмениваться ими.

Биржа, депозитарий и расчетно-клиринговая система — это основа, и возможности мы должны рассчитывать на поколения вперед. Уровень защиты, уровень эффективности, скорость, объем — эти вещи должны закладываться заранее.

Какой вы видите инфраструктуру?

Рыночная инфраструктура должна обеспечить реальные рынки — сырьевой и рынок капитала, и они должны развиваться. Все, что можно сделать торговым, мы должны сделать торговым. На сегодняшний день у нас большое количество сырьевых компонентов, которые мы реально могли бы "затащить" на биржу. Мы — страна, которая производит большое количество биржевого сырья, и это колоссальные возможности. Мы — самый крупный производитель подсолнечника. Почему тогда у нас нет реальной спотовой цены на него? То же самое касается всех других аграрных компонентов.

Это же касается и валюты. Мы не можем получить эффективный рынок, если у нас нет свободного ценообразования на валюту, потому что есть рынок валюты, рынок капитала, рынок сырья, и все они взаимосвязаны.

Хорошо, а рынок капитала?

Он должен иметь абсолютно все свойства и характеристики, которые необходимы рынку, который динамично развивается. Это наличие полного спектра инструментов и прозрачной, четкой информации для адекватного ценообразования. Это и аудиторский отчет, и раскрытие информации, и корпоративные события.

Комиссия должна быть чуть ли не главным драйвером пенсионной реформы...

Безусловно, мы пытаемся работать в этом направлении. Последним был законопроект о введении второго уровня пенсионного обеспечения с первого января 2017 года. Если политическое решение будет принято, то мы должны обеспечить под это решение эффективный рынок. Но если на тот момент мы будем опять пять месяцев принимать нормативные акты и у нас будет рынок манипуляций, то мы получим большую "картину маслом", когда люди просто потеряют свой капитал.

Сейчас манипуляция понижает стоимость капитала по всей стране в среднем на 5%. Если бы у нас были нужные инструменты по борьбе с манипулированием, это не только позволило бы формировать правильную цену для любого фермера, который бы торговал, или любого пенсионного фонда, который бы покупал акции. Это еще и удешевило бы капитал для заемщиков, так как уровень доверия среди заемщиков и кредиторов вырос бы из-за сильного регулирования и ответственности на рынке.

Кроме того, концентрация ликвидности в среднем повышает уровень роста ВВП ежегодно примерно на 2%. Каждый год по 2% за 10 лет — 20% (21,9% — Ред.). Представляете, какой мульти

пликатор? Осталось только сделать.

Премьер уже давно заявлял о том, что часть приватизационных вопросов будет проходить на внутреннем украинском рынке. Как вы думаете, насколько это реалистично?

Продать реалистично, но тут вопрос даже не в цене, а в том, что спроса не будет полноценного, и ценообразование будет происходить непрозрачно. Если бы у нас была пенсионная реформа — второй уровень, например, где бы мы создали национального инвестора, тогда и расширение пула активов хорошо повлияло бы на диверсификацию и развитие финансового сектора.

Как вы видите процесс разделения функций Нацкомфинуслуг между НКЦБФР и НБУ?

Эта законодательная инициатива, и она еще должна поступить. На сегодня модель распределения полномочий формируется, готовятся нормативные акты, и как только будет решение, эти документы должны получить должное оформление. Что касается самих полномочий или скорости, я думаю, это вопрос уже технического характера.

Но вы же уже разработали план трансформации Комиссии с учетом тех рынков, которые к вам перейдут?

У нас есть план реформы, и абсолютно все моменты мы уже в него включили. Как только будет политическое решение, мы будем об этом говорить.

Уже известно много фактов, когда на рынке не работает система сертификации. Речь идет об Институте развития фондового рынка. Там можно и дать взятку для того, чтобы получить сертификат, и сама процедура тестирования не соответствует тому, что должен знать профучастник. Эта проблема будет решаться?

Я знаю, как выглядят тестовые вопросы, и меня они тоже не устраивают. Мы сейчас хотим пересматривать и сами экзамены, и систему принятия экзаменов. Тут ведь есть и коррупционные риски. Есть достаточно высокая вероятность, что просто ответив наугад, я получу сертификат. Скорее всего это формальность, от которой кто-то хочет отмахнуться.

Нам надо пересмотреть наполнение, объем информации, вопросы должны быть где-то на 60-70% совсем другими. Мы должны перенять опыт тех же мировых институтов — CFA, CDA, добавить те разделы, которые сейчас отсутствуют. Повысив качество самих экзаменов, мы добьемся высокого количества специалистов и создадим определенный барьер для входа на этот рынок. Это же не только вопрос самого экзамена. Они проходят обучение. Уровень обучения соответствует экзамену.

Хорошо, Институт развития фондового рынка собирает только на сертифицировании более 15 миллионов гривень в год. Куда эти деньги идут? В Комиссию?

В Комиссию они не идут, мы получаем деньги из бюджета. Они идут на развитие фондового рынка. Вопрос правомочный, но надо понимать, чего мы хотим добиться. Да, мы хотим создать через сертификацию определенный барьер для входа на этот рынок. В индустрии не нужно такое количество новых специалистов, да и требования нам нужно улучшать. Они должны соответствовать международным нормам и стандартам.

Давайте поставим какой-то временной порог, когда мы можем прийти и провести ревизию? К началу 2016 года изменится система сертификации?

Я думаю, в этом году мы поменяем многое. Мы уже создали рабочую группу для того, чтобы освежить всю основную программу. Мы хотим привлечь международных оценщиков, но нам нужно также привести в порядок некоторые нормы нашей образовательной системы, например чтобы мы могли половину теста сделать на английском.