Cначала необходимо создать инвестиционный климат, а только потом звать инвесторов на конференции — Александр Боровик

Будущий первый заместитель министра экономического развития и торговли Украины Александр Боровик рассказал Delo.UA о том, почему в Украине нет инвестиционного климата, почему путь в Европу — это политическое, но не экономическое решение, и куда бежать зарубежному инвестору, который хочет получить полноценную информацию о возможностях Украины

Допустим, заходит в Украину потенциальный инвестор, который мало знает о нашей стране, но хотел бы узнать о возможностях вложить в нее деньги. Куда ему идти за информацией — в Министерство иностранных дел, Министерство экономики?

До того момента, как инвестор собрался куда-то ехать, он уже может обратиться за информацией в несколько мест. Первое — это торговое представительство Украины за рубежом, где можно получить определенную информацию о стране. Но как человек, который жил за границей большую часть жизни, могу точно сказать, что любой информации в торговом представительстве, как правило, недостаточно, либо она неверно подается или вовсе неактуальна.

Французские бизнесмены, если собираются делать бизнес в Украине, часто обращаются за информацией во французское министерство внешних экономических связей. Немецкие бизнесмены обращаются в аналогичное министерство в своей стране. Во многих странах также существует система экспортной и инвестиционной страховки. Соответственно, когда бизнесмен обращается за страховыми условиями, он получает представление, куда идет.

Что касается самой Украины, здесь когда-то существовало агентство Госинвестпроект. По идее, именно оно должно быть органом, где информация об инвестициях в страну доступна как в самой Украине, так и за рубежом. У организации, выполняющей функции Госинвестпроекта, например, может быть представитель в Лондоне, Берлине и Нью-Йорке. Но на самом деле украинский Госинвестпроект — совершенно другая история. Он никогда не функционировал должным образом.

Тогда куда в самой Украине идти зарубежному инвестору, который только присматривается к стране?

Здесь есть ряд вариантов: можно идти в посольство своей страны, где есть торговый атташе, можно идти в министерство экономики, где есть департамент инвестиций, и там получить какую-то информацию, а можно пойти в торговые палаты (европейскую или американскую). В Украине не работает такой принцип, как в Германии — когда бизнесмен приезжает в Баварию и в одном агентстве сразу получает всю информацию под заголовком "Doing business in Bayern". Проблема в том, что Госинвестпроект сильно испортил репутацию такого агентства. Мне кажется, правоохранительным органам необходимо расследовать, не "раздерибанили" ли в этом агентстве большие деньги. Необходимо расследовать его операции и деятельность конкретных людей.

Однако такая организация, как Invest Ukraine или UkrInvest (все равно как мы ее назовем) в стране быть должна. Весь мир сейчас борется за инвестиции. И необходимо четко понимать, что прежде создания организации UkrInvest стоит определиться, каким инвестиционным продуктом должна быть Украина. Ведь существует, например, прекрасная страна Словакия с одним из наиболее либеральных экономических режимов, экономической стабильностью, достаточно дешевой рабочей силой, некоррупционным правительством, близостью к Вене и прекрасными Татрами. Так почему мне как инвестору нужно идти именно в Украину, а не, скажем, в Словакию? Что есть у Украины такого, что дает ей преимущество над Словакией? По большому счету, такого преимущества у Украины сейчас нет. Так что когда мы говорим о необходимости приглашать инвесторов на инвестиционные конференции, сначала стоит подумать о создании благоприятного инвестиционного климата, ведь в настоящее время у страны множество инвестиционных минусов.

Назовите первоочередные.

Во-первых, в стране идет война. Это первая ситуация, которая мешает инвестировать. Во-вторых, страна дезорганизована. Она прошла революцию, переживает смену экономического и политического режима, и какими они будут, пока непонятно. Мы взяли общий курс на либерализацию. Но непонятно, какую конкретно модель выбираем — Германию, Финляндию (которую называют самой конкурентоспособной страной, где бизнесом заниматься проще, чем в США), Великобританию (которая ближе к Соединенным Штатам)? Непонятно, что именно мы создаем — welfare state (государство всеобщего благосостояния, ориентированное на социальные выплаты) или систему как в Соединенных Штатах (минимальные пособия и абсолютная свобода предпринимательства). С этим выбором необходимо определиться.

Инвесторы ориентируются на эти модели и пытаются понять, каким будет рынок труда в Украине — абсолютно либеральным, либо похожим на рынок Германии, где уволить кого-то крайне тяжело. Инвесторы хотят знать, что будет с украинскими профсоюзами — будут они сильными или слабыми. На эти вопросы необязательно отвечать в рамках закона, но политическая и экономическая элита должна четко заявить, что держит курс на конкретный пример, тогда и инвесторам станет понятней, куда они заходят. Всего этого еще нет, потому разговоры об инвестициях больше подогревают климат, который еще нельзя назвать инвестиционным.

В такой рынок, как Украина, сначала должны прийти European Investment Bank, International Finance Corporation и BRD. Им же страшно тяжело делать здесь бизнес: у многих из них достаточно низкая процентная ставка и в работе многих сохраняется элемент технической помощи. Но ведь бизнес не может делать бизнес из благотворительных побуждений. Бизнес приходит, когда в стране можно получать прибыль. А чтобы такой бизнес заманить, нужно быть в состоянии соревноваться со Словакией. И более того, компенсировать те недостатки, которые есть у нас как у экономической системы или государства, находящегося в войне.

Люди задаются закономерным вопросом: после Майдана прошло уже некоторое время, но у государства так и не образовалось конкретного экономического видения, о котором Вы говорите.

Этот вопрос не пустой, ведь любой трезвомыслящий человек должен понимать, куда именно идет. Когда мы говорим о реформах, мы подразумеваем то, что располагаем определенным списком первоочередных задач — он включает более десятка приоритетов. Это напоминает список, который человек составляет перед тем, как уезжает в командировку или в отпуск. Он говорит себе, что должен взять определенный набор вещей, позаботиться о детях, оплатить все счета, оставить ключи соседке, чтобы та полила цветы. Но куда конкретно он едет — на море, кататься на лыжах, — пока еще не определил. То есть, список дел у него есть, а цели поездки и даже билетов нет. Естественно, все спрашивают: реформы — это прекрасно, но какова цель? Очень часто здесь звучит ответ: цель — Европа. Европа — это здорово, это хорошая и светлая цель с точки зрения идеологии и человеческих ценностей, в таком виде она вопросов не вызывает. Но с экономической точки зрения здесь возникает большой вопрос.

Экономическая модель соседних европейских государств серьезно различается. Венгрия и Словакия, например, делают бизнес по-разному. Чехия и Словакия долгое время были одним государством, но и у них разные экономические модели, разные налоговые кодексы, разные степени либерализации экономики. Они не кардинально различны, но все-таки отличаются. Если брать Германию и Великобританию, системы отличаются кардинально. Здесь возникает вопрос: куда же именно в Европу мы идем?

Кроме этого, с европейским направлением есть еще одна проблема. Со времени, когда Чехия подписала договор об ассоциации, она каждый год получала $10 млрд прямых инвестиций. В Чехии населения в четыре раза меньше, чем в Украине (я не совсем аккуратен в цифрах, скорее пытаюсь показать общую картину). Итак, если мы примем, что находимся на том уровне, где Чехия была, когда подписывала договор об ассоциации, чтобы выйти туда, куда вышла Чехия, когда вступала в Европейский Союз, нам нужно получать $40 млрд в год на протяжении 10 лет. Задайтесь вопросом, реально ли это с учетом того, что сейчас мы, наоборот, наблюдаем отток инвестиций. На $10 млрд прямых инвестиций в год Украина вышла только единожды за всю историю 25-летнего существования. Соответственно, если мы говорим о постройке европейской экономической системы, должны задать себе вопрос, готовы ли мы так долго ждать. Если через 10 лет нам нужно вступать в ЕС и уже сейчас получать по $40 млрд в год, нужно понять, что делать, чтобы эти деньги сюда зашли. Сейчас все это выглядит достаточно нереалистично.

Тогда напрашивается закономерный вопрос — что же мы строим? И ответив на этот вопрос, мы столкнемся с необходимостью подправить курс. Потому что 10 лет по $40 млрд в год окажутся нерациональными. В этом случае, возможно, окажется, что через 10 лет вступать в Европейский Союз мы не готовы. Тогда какую экономику нам нужно строить? Обо всем этом надо хорошо думать. А люди, которые ведут калькуляции и смотрят на цифры, хотят видеть конкретную экономическую стратегию, а не только политическую (политически мы уже заявили, что идем в Европу). Люди (инвесторы в частности) хотят слышать ответ на вопрос, какую экономическую модель мы хотим построить. Этот вопрос пока остается открытым.

А когда мы на него ответим?

Когда будет экономическая стратегия.

А когда будет экономическая стратегия?

Вот это вопрос высшего политического и экономического руководства страны. После Советского Союза мы унаследовали так называемое welfare state (государство всеобщего благосостояния). А после 25 лет независимости получили максимальную олигархию и максимальную коррупцию. Сейчас необходимо понять, что мы делаем с советским наследием, что делаем с этим welfare state, что делаем с олигархией и коррупцией.

Сейчас я вижу, что мы разбираемся большей частью с бюрократизацией, хотя недостаточно быстро, и делаем что-то с олигархизацией, хотя недостаточно много. Однако очень боимся что-то делать с уходом от welfare state, потому что политически это очень деликатный вопрос. Хотя, с моей точки зрения, такого типа государство нам не по карману. Мне кажется, кардинальные реформы должны последовательно ломать все эти четыре фактора и связывать их друг с другом. То есть, если придется делать кардинальную пенсионную реформу и серьезно менять сферу субсидий, чтобы объяснить людям этот курс, мне необходимо показать, что есть другие успехи — например, серьезные достижения в борьбе с коррупцией. Иначе простым людям будет непонятно, почему они страдают уже 25 лет, а олигархия и коррупция остаются. Но тот, кто готов все это ломать, примет на себя огонь со всех сторон. Ведь людям очень тяжело смотреть на государство, которое отбирает привилегии, льготы и субсидии; в то же время олигархам не нравится, когда что-то затрагивает их ситуацию, а коррупция в стране ушла настолько глубоко, что буквально каждый так или иначе принимает в ней участие. В результате приходится затрагивать множество пересекающихся интересов. Человек, который готов со всем этим бороться, окажется под перекрестным огнем.

Продолжение интервью читайте на Delo.UA на следующей неделе.