Уголь дорогой ценой

11 марта на шахте имени Баракова в городе Краснодоне Луганской области в результате аварии погибло 80 горняков. Страшно становится от того, что такие несчастные случаи, приводящие к людским жертвам, в нашей стране являются частью ужасной статистики. С начала этого года прошло всего чуть более двух месяцев, а несчастные случаи в угольных шахтах унесли уже 121 человеческую жизнь

ПРАВИТЕЛЬСТВО сразу после происшествия на Краснодон­ской шахте выделило 10 млн. грн. в качестве помощи семьям по­страдавших. В то же время, Минто­пэнерго в средствах массовой ин­формации сообщил о счетах, на ко­торые можно перечислять средства для помощи семьям потерпевших и погибших. Это означает, что у прави­тельства уже не хватает денег, чтобы полностью обеспечить семьи еже­годно гибнущих горняков, потому что в нашей стране слишком много отраслей народного хозяйства, на­ходящихся на дотациях государства. Сегодня каменноугольная промыш­ленность тоже находится в их числе. Только в 2000 году на финансирова­ние угольной промышленности из бюджета планируется выделение 1,6 млрд. грн., в то время, как специ­алисты данной отрасли утверждают, что эта цифра должна быть как ми­нимум в два раза больше. Каждый год правительство направляет на поддержание нерентабельных шахт огромные суммы, лишая этих средств другие отрасли народного хозяйства.

Сейчас можно лишь спорить о том, сколько было бы сэкономлено, если закрыть большинство нерен­табельных шахт, а необходимое ко­личество угля закупать, скажем, в Польше, качество которого, кстати, выше украинского, а цена значи­тельно ниже. Точных данных о не­обходимой сумме денег для закры­тия шахт и реструктуризации уголь­ной промышленности в целом, на­верняка нет ни в Кабинете минист­ров, ни в Минтопэнерго.

Однако совершенно очевидно то, что сегодня добыча украинского угля выгодна лишь директорату угольной промышленности и ли­цам, так или иначе владеющим уг­ледобывающими предприятиями, которые лоббируют свои интересы в правительстве и парламенте. В результате их действий в Украине то повышаются на 18% железнодо­рожные тарифы на перевозку им­портного угля, как это было в 1998 году, то вводится дополнительная ввозная пошлина на этот вид сы­рья, то вообще предлагается, что­бы все закупки угля в стране произ­водились централизованно через государственную специализиро­ванную компанию. Одним словом, все делается для того, чтобы по­ставить мощный заслон импортно­му углю на пути к отечественному потребителю и искусственно под­держать имидж угольной промыш­ленности как жизненно необходи­мой для страны.

Если эти условия будут сохра­нены, то и далее можно будет вы­бивать для шахт налоговые канику­лы, добиваться списания и рест­руктуризации их задолженности перед государством, не говоря уже о выделении очередных дотаций, ведь Украина принадлежит к госу­дарствам, в которых добыча камен­ного угля характеризуется высокой себестоимостью, вызванной ос­ложненными горно-геологическими условиями (например, возрас­танием глубины разработки), вследствие чего она требует посто­янного дотирования из бюджета. Кроме Украины к таким государст­вам относятся Германия, Франция и ряд других стран с различной степенью экономического разви­тия. И Германия, и Франция осуще­ствляют дотирование своей уголь­ной промышленности: германское федеральное правительство, на­пример, в 1998 году выделяло свы­ше $5,7 млрд. или ориентировочно около $100 на одну тонну товарно­го угля; во Франции эта сумма рав­нялась приблизительно $60 на 1 тонну товарного угля.

Однако даже такие мощные экономически развитые государст­ва не выдерживают больших дота­ций, и к 2005 году Германия пла­нирует снижение добычи угля с 46 млн. тонн (уровень добычи в 1997 году) до 30 млн. тонн. В пла­нах же Франции вообще прекра­тить существование своей уголь­ной промышленности. Стоит ли го­ворить о возможностях Украины от­носительно ее дотирования отече­ственной каменноугольной промы­шленности.

Может все-таки нужно изучить опыт Великобритании, где в 1984 году было закрыто большинство шахт, в результате чего из 216,5 тыс. человек, работавших в уголь­ной промышленности, к 1985 году горняками остались лишь 11 тысяч.

Уволенный горняк, проработавший в шахте 30 лет, тогда получал еди­новременно 30 тысяч фунтов. Оста­лись только прибыльные шахты, пе­решедшие в частные руки. В Брита­нии это был единственный путь по­кончить с субсидированием нерен­табельных государственных пред­приятий и продолжить начатые правительством Маргарет Тэтчер реформы. Не менее интересен (и более приемлем для Украины) опыт Польши, которая еще с 1990 года проводила политику реструктури­зации и приватизации в националь­ной угольной отрасли, благодаря чему сегодня в польской угольной промышленности самые низкие из­держки по добыче угля — около $40. Сегодня и Великобритания, и Польша являются странами, где уг­ледобычу можно считать эффек­тивной.

В Украине в настоящее вре­мя около 270 угледобывающих предприятий, лишь треть из ко­торых признана рентабельными. Реструктуризация угольной отрас­ли началась еще в декабре 1996 го­да при содействии МВФ и Всемир­ного банка (к слову, реструктуриза­ция польской угольной промыш­ленности также проводилась при поддержке Всемирного банка). В результате реформ угольная от­расль должна была быть приведена в соответствие с финансовыми возможностями Украины. Кроме того, предполагалась комплексная реорганизация угледобычи, в част­ности, закрытие убыточных пред­приятий, смягчение социальных и экологических последствий сокра­щения производства. Однако пра­вительства, сменяясь одно за дру­гим, данных реформ практически не проводили. Министерство угольной промышленности вообще устранилось от реформирования и занималось в основном лоббиро­ванием запрета импорта угля, а также организацией бартера и вы­биванием "капиталовложений" и субсидий.

В результате бюджетные день­ги, которые, согласно принятой программе, должны были идти на модернизацию, тратились на теку­щие выплаты шахтерам и руковод­ству шахт. Ни на поддержание бе­зопасности труда, ни на закупку со­временного оборудования денег не оставалось. Да и система гос­управления не располагала к по­добным расходам, поскольку от­расль уже в 1998 году накопила огромную кредиторскую задол­женность ($3,7 млрд.), из кото­рой только 1,7 млрд. могло быть покрыто деньгами дебиторов. По­сле выделения в 1996 году первого транша кредита Всемирного банка программа была заморожена и только в 1999 году вновь возобновлена. Сегодня, на фоне трагедии как-то незаметно прошло заявле­ние первого вице-премьер-минис­тра Юрия Еханурова о том, что Ук­раина должна обратиться к Все­мирному банку с просьбой открыть новый кредитный проект по рест­руктуризации угольной отрасли и попросить значительно больше средств для проведения политики закрытия неэффективных шахт. Ду­мается, что можно залезть в оче­редные долги, лишь бы занятые деньги не проедались и не разво­ровывались, а действительно пош­ли на реструктуризацию отрасли. И в этом состоит еще одна задача нынешнего правительства.

В результате массового закры­тия нерентабельных шахт можно сэкономить на дотациях, которые шли на их поддержание, а высвобо­дившиеся средства направить на создание новых рабочих мест. Стране ведь есть еще куда направ­лять деньги. Например, транспорт­ная система Донецка, города с бо­лее чем миллионным населением, уже много лет задыхается без мет­ро, на его интенсивное строитель­ство в бюджете не хватает средств, а между тем, там можно было бы занять еще не одну сотню рук гор­няков. Кроме того, сейчас в уголь­ном регионе страны созданы эко­номические зоны с более льготным налогообложением чем в осталь­ной части Украины, уже имеется ряд привлекательных проектов, способных занять большое количе­ство рабочих рук, стоит только вло­жить деньги.

Тем не менее закрытие шахт проводится крайне медленно — до­стижением украинского правитель­ства является планируемое закры­тие в 2000 году 25 неэффектив­но работающих шахт, да и то, под давлением упомянутых мировых финансовых организаций. Всякое новое закрытие шахты встречает определенное сопротивление со стороны ее руководства, работни­ков и общественности, преимуще­ственно с левыми взглядами, вспо­минающими былые времена при советской власти и клянущих п зря новый строй. При этом к забывается, что, например, с до 1985 годы советским прави­тельством в Донбасском регио­не было закрыто 147 шахт, и за­крытие проходило спокойно, без драматизации событий.

За последние 10 лет добыча уг­ля на украинских шахтах сократи­лась более чем в 2 раза, а количе­ство работающих — чуть более чем в 1,4 раза. Производительность уг­ледобывающих предприятий пада­ет, себестоимость угля, выдавае­мого ими на-гора, повышается, оборудование шахт устаревает и приходит в негодность, из-за чего спускаться в забои становится все опасней. Тем не менее шахтеры из года в год продолжают спускаться под земпю, добывать уголь и гиб­нуть сотнями. По статистике, в Ук­раине на каждый миллион добы­того угля приходится 4 погибших шахтера.

Поэтому, даже если забыть о сотнях миллионов гривен, сэкономленных при покупке более дешевого и качественного импортного угля, а также при сокращении дотаций для нерентабельных шахт и ежегодных компенсациях семьям погибших, то все равно ежегодная гибель сотен шахтеров заставляет нас задуматься о том, не слишком ли дорого нам обходится добыча угля. И как тут не вспомнить слова премьер-министра Виктора Ющенко, что если шахта несет смерть и не может добывать уголь, она должна быть закрыта.

Отчего гибнут люди в шахтах

ТРУД ШАХТЕРА не только тяжел, но и чрезвычайно опасен. 11 марта на шахте имени Баракова в Краснодоне погибли 80 шахтеров по причине мощного взрыва метана и угольной пыли. По предварительным данным, его спровоцировали газосварочные работы, проводимые с нарушением техники безопасности. Во всем мире шахтеры, если верить статистике, чаще всего гибнут именно по причине взрыва. Метан — тяжелый природный газ, имеющий свойство скапливаться в различных нишах и углублениях, он ядовит и сам по себе может стать причиной смерти человека, горюч, и когда он достигает критической массы в замкнутом пространстве, то достаточно маленькой искры, чтобы произошел взрыв. Если же этот газ смешивается с угольной пылью, образующейся в ходе добычи угля, то возникает, поистине, адская смесь, и тогда стоит вагонетке выбить на стыке рельса искру или закоротить электрической проводке — происходит взрыв.

Самые большие катастрофы в угольных шахтах произошли именно по причине взрыва. В 1942 году в одной из шахт на севере Китая произошел взрыв метана, в результате которого погибло 1572 человека. В 1963 году в японском городе Миики вследствие взрыва погибло 458 человек, еще 850 получили ранения.

Довольно часто в шахтах люди гибнут из-за обвалов. Сдвиги породы, слабые крепления потолка в лаве могут привести к обвалу и заживо похоронить десятки людей, находящихся в этот момент в забое. Иногда их тела так и не находят. Часто случается и так, что взрыв в шахте, в свою очередь, провоцирует обвал. В Китае от взрывов и обвалов, по статистике, ежегодно на шахтах в общей сложности гибнет около 10 тысяч человек.

Учитывая то, что уголь — это топливо, нетрудно предположить, что причиной гибели горняков зачастую становятся пожары. Наибольший пожар, произошедший в 1984 году в шахте японской компании Mitsui Mining, унес жизни 83 горняков.

Иногда к трагическим последствиям приводят и вовсе необычные случаи. Так, в 1990 году в китайской провинции Хюнань на одной из заброшенных шахт, где нелегально для собственных нужд добывали уголь жители близлежащих сел, от взрыва газа открылись подземные воды, которые за считанные секунды залили штольню. В потоках воды нашли свою смерть 56 нелегальных шахтеров. Кое-кого не нашли даже после того, как подземные воды откачали.

Как правило, во всех странах обстоятельства гибели горняков расследуют специально создающиеся комиссии, цель которых — выяснить, что же в действительности привело к тем или иным трагическим последствиям. Выводы комиссий зачастую свидетельствуют о том, что в гибели горняков виноваты прежде всего, сами же люди. Взрывов, пожаров, обвалов в подавляющем большинстве случаев можно было бы избежать, если бы не преступная халатность руководства или владельцев шахт, несоблюдение техники безопасности или нарушение правил работы в шахте самими горняками.