Низовая цензура гораздо опаснее официальной — Константин Дорошенко, куратор арт-проектов

Відкрийте нові горизонти для вашого бізнесу: стратегії зростання від ПриватБанку, Atmosfera, ALVIVA GROUP, Bunny Academy та понад 90 лідерів галузі.

12 грудня на GET Business Festival дізнайтесь, як оптимізувати комунікації, впроваджувати ІТ-рішення та залучати інвестиції для зростання бізнесу.

Забронировать участие

Константин Дорошенко, куратор современного искусства и арт-критик, о тех рисках, что могут затормозить развитие современного искусства, и о реформах, необходимых для рывка вперед. О том, чем опасна декоммунизация в том виде, в котором она была проведена, о положительных шагах прогрессивных институций, о первостепенных действиях, ожидаемых от государства, и о чем заставил задуматься международный проект Exodus, который он делал с художниками из девяти стран.

О новом тренде в кураторстве

Константин, так как прежде всего ты куратор, то и начну с вопроса о том, как изменилась в последнее время роль куратора, его влияние на процессы в современном искусстве?

Первоначально куратор -  это была во многом диктаторская фигура. Это были визионеры, люди, которые создавали новое понимание того, что такое искусство. И в 80-90-х куратор был более важным актором современного искусства, чем художник. Он придумывал идею, создавал концепцию, он, как правило, делал это под какое-то серьезное финансирование — если говорить о западном рынке.

Но с конца 90-х — начала "нулевых" начинается процесс жесткой институционализации искусства. То есть главную роль стали играть не кураторские идеи, не какой-то творческий посыл, а институции, у которых были свои программы, свои подходы. И они принимали на работу куратора, который должен был действовать в рамках их идеологии. Это могли быть как государственные институции, так и частные фонды. 

Например, Fondazione Prada заключила контракт с одним из классиков кураторской профессии Джермано Челантом, из когорты первых кураторов-звезд, кураторов-визионеров, таких как Харальд Зееман или Акилле Бонито Олива. Сейчас Челант на ставке у Fondazione Prada и делает благодаря своему весу и имени колоссальные выставки музейного уровня, в которых представлены работы из Лувра, центра Помпиду, Британского музея. Очень редко частный фонд может себе позволить такое музейное взаимодействие — для этого нужны не только большие деньги, но и большие связи. 

Сейчас развитие арт-рынка так или иначе связано с институционализацией, но в свое время именно арт-рынок способствовал утверждению профессии куратора — выставка без куратора считалась нелепой, аматорской. 

Константин Дорошенко, куратор современного искусства, на открытии выставки "Отчетный проект" УКФ в М17 (на фото  -  фрагмент проекта "Олег Голосий. Живопись нон-стоп"). Фото: Иван Черничкин, Delo.ua

Поддерживаешь это мнение?

Считаю, что когда художник сам делает свою выставку без куратора, это хуже, потому что художник не может критично отнестись к тому, что он сделал, он хочет выставить все. Поэтому разумные художники ищут взаимодействия с кураторами.

Такой новый тренд?  

В прошлом году на Иерусалимской биеннале мы обсуждали это с влиятельным израильским куратором Иланом Визганом. По его словам, сегодняшняя тенденция такова, что сейчас все чаще сильный художник выбирает куратора, а не наоборот. Сформировалось определенное количество художников-звезд, художников-брендов. Ян Фабр, Олафур Элиассон, Сигалит Ландау — это уже не просто художники, а целые фабрики, статусные институции. При этом они понимают, что не могут сами создавать свои проекты, потому что должен быть взгляд некого идеолога на это все. И они приглашают куратора. Так Сигалит Ландау пригласила Илона Визгана быть куратором ее проекта, который выставлялся на Венецианской биеннале в Израильском павильоне.

Куратор Илан Визган и Константин Дорошенко на Иерусалимской биеннале-2019. Фото: Евгений Мерман

Об уникальности Иерусалимской биеннале

Ты упомянул про Иерусалимскую биеннале. Что произвело наибольшее впечатление? Какие идеи показались цепляющими украинскую ситуацию?

Это одна из уникальных биеннале, потому что она целиком посвящена теме еврейской культуры. Казалось бы, культура одного народа. Но если мы посмотрим на всю территорию рассеяния евреев, то получим большое количество разнообразных культурных преломлений, влияний, социальных ситуаций. На меня произвела большое впечатление выставка, посвященная быту и жизни марокканских евреев — это совершенно отдельная кухня, одежда, отдельные традиции евреев в мусульманском мире. Современное искусство — язык, который делает этническое и архаическое считываемым в актуальности.

И тут Украине было бы что сказать, потому что мы родина идишистской культуры и ее рассвета — с писателями Шалом-Алейхемом, Шмуэлем Агноном, клейзмерской музыкой, актрисой Сиди Таль, сестрами Бэрри, чей дед жил в Киеве на Подоле. Многие ашкеназские культурные традиции, легенды возникли в Украине, наши культуры веками взаимообогащались.   

Думаешь, есть шанс у украинских художников быть представленными на биеннале в Иерусалиме в 2021 году?

Надеюсь. В Израиле живет немало художников, родившихся в Украине, учившихся здесь. Выставка одного из них, Евгения Мермана в конце прошлого года прошла в галерее "Цех" в Киеве. Он закончил Киевскую республиканскую художественную школу, буквально один курс проучился в институте и выехал в Израиль, где продолжил карьеру.  Он работал в Гонконге, Берлине, Нью-Йорке с видео-артом, инсталляцией. Но в его живописной манере четко прочитывается та же стилистика, тот же дух, что был у художников киевской "Паркоммуны", его сверстников. Перекликается с живописью Александра Гнилицкого, Олега Голосия, Кирилла Проценко.

О глобальном и локальном

На этой неделе бурно обсуждали шокировавший многих финал премии Американской киноакадемии, сугубо индустриальной премии, когда в четырех главных номинациях лауреатом стал южнокорейский фильм "Паразиты" Пон Чжун Хо, причем впервые неанглоязычный фильм получил Оскар в категории "Лучший фильм".  В современном искусстве также укрепляется тенденция интереса к локальным историям?

Скорее, размывается позиция культурных метрополий, глобализация оборачивается глокализацией, когда культуры, казавшиеся периферийными, на своем образном языке поднимают вопросы, затрагивающие все человечество, дают новый угол зрения на них.

Есть смысл делать локальную выставку с амбициями привлечь к ней интерес в мире?

Есть две мировые тенденции. Одна — о том, что неприлично говорить "украинский художник", "американский художник". Художник интернационален. На арт-сцене развитых стран — Британии, Германии, США — все художники свои. Читаешь: такой-то, родился в Мухосранске на краю земли, живет и работает в Лондоне. И он — британский художник. Это глобализационный подход — если ты художник, ты говоришь на том языке, который понятен во всем мире.

Другая тенденция инспирирована общемировым экологическим трендом, проблемой глобального потепления. И крупные международные институции декларируют, что нужно возвращаться к локальным рынкам, потому что огромные мировые проекты требуют колоссальных затрат, в том числе перелетов самолетами, которые загрязняют окружающую среду, и вся эта трата ресурсов вредна (привет Грете Тумберг). Олафур Элиассон, например, заявил, что будет категорически сокращать свои авиаперелеты.

С Гретой и эффективностью предлагаемых ею мер борьбы с изменением климата спорят практикующие экономисты… А ты поддерживаешь отказ от глобальных арт-проектов?  

Мне кажется, это невозможно, хотя бы в связи с развитием мирового интернета — информация из любой точки мира может быть доступна без перелетов. И возможны проекты национального масштаба, вызывающие международный интерес. 

Та же ретроспектива Бориса Михайлова в PinchukArtCentre — событие мирового уровня. Хотя я вынужден поправить пиар-отдел PinchukArtCentre: они позиционировали эту выставку, как первую ретроспективу Михайлова в Украине, в то время как она уже третья. Первая была еще в 1995-м в Центре современного искусства Сороса с куратором Мартой Кузьмой, вторую делала Татьяна Тумасьян в Харькове несколько лет назад. Конечно, в PinchukArtCentre выставка более масштабная, но все-таки не первая. Михайлов из тех художников, что овладели своей манерой, своим методом досконально, но умеют чувствовать время, может в своей брутальной стилистике обратиться к человеку современному, живущему в 2019, а не в 1995 году.

Международным событием всегда становится выставка Future Generation Art Prize, участниками которой являются художники со всего мира до 35 лет. Арт-центр зафиксировал Киев на мировой карте современного искусства этим конкурсом. И на трех последних Венецианских биеннале выставка номинантов конкурса Future Generation Art Prize интересно вступала в диалог с главным проектом биеннале. Более того, в 2017-м была даже интереснее, чем главный проект "Viva arte viva", слишком размыто-декоративный и спиритуальный. 

О "Мыстецьком арсенале"

Какова роль "Мыстецького арсенала" в развитии современного искусства? В бытность там директором Натальи Заболотной, на арт-ивенты стояли очереди. После прихода Олеси Островской-Лютой изменилась концепция и очередей не стало (за исключением "Книжного арсенала" в формате выставки-ярмарки). Как считаешь, там нужна реформа?

Олеся Островская-Люта — толковый функционер в области искусства. Как институциональная персона, бюрократ от искусства, она на месте. Чтобы быть куратором, ей не хватает визионерства. 

Заболотная тоже функционер, только функционер советской школы времен телефонного права. Она была гораздо более смелой, более волюнтаристской и в "Мыстецком арсенале" при ней происходила бурная деятельность. Было много проектов-блокбастеров, но много и ерунды. 

Пинчук мог туда реально зайти?

Идея выведения "Арсенала" из ведомства Министерства обороны для создания там музея современного искусства принадлежит именно Виктору Пинчуку. Была проделана определенная работа, приглашен блистательный европейский куратор Николя Буррио, но приход к власти Ющенко и Тимошенко перекрыл ситуацию. У Пинчука были сложные деловые отношения с Тимошенко, а с другой стороны, у Ющенко появилась идея "украинского Эрмитажа". 

Идея чудовищная, дремучая. Он хотел собрать главные шедевры со всех музеев Украины и свезти их в Арсенал. Самое смешное, что их все еще и собирались одеть в янтарные рамы. Представь себе уровень кича, а с другой стороны — это бы просто убило музейную жизнь в стране, обобрав все локальные собрания. Я ужасно рад, что это не получилось реализовать.

Несмотря на проекты-блокбастеры, за Натальей Заболотной тянется скандальный шлейф: закрашивание фрески Владимира Кузнецова на тему Страшного суда  для выставки "Велике і Величне"...  

У Заболотной не было стратегического мышления, она была настроена тактически на яркие события. Иногда она проявляла полное непонимание территории искусства. Самоуверенность, нежелание учиться, вникать в правила того, чем она принялась заниматься, и привело к профессиональному краху с цензурой.

Но сейчас такого ажиотажа, как при Заболотной, в "Мыстецьком арсенале" нет. Олеся Островская — очень аккуратный руководитель. Она слишком осторожна в своих стратегиях, предпочитает ретроспективы покойных художников. Но и при таком подходе происходят значимые вещи. Прекрасная ретроспектива Олега Голосия, один из самых впечатляющих проектов последних лет — большая посмертная выставка Кирилла Проценко. В отличие от многих героев своего поколения, он никогда себя нигде не пихал, как звезду. Георгий Сенченко, сделавший экспозицию его ретроспективы, впервые настолько преобразил тяжелую архитектуру Арсенала, сделал ее интимной, завораживающей. И раскрыл Проценко как многогранного большого мастера.

Ходит шутка: "Чтобы получить персональную выставку в "Мыстецьком арсенале" при нынешнем директоре — придется умереть". Не лучшая репутация для культурного центра такого уровня. "Арсенал" могло бы спасти приглашение на должность куратора какого-нибудь опытного в международных коллаборациях, визионерски мыслящего открытого человека, возможно, не из Украины.

Это нормальная мировая практика, когда куратором институции приглашают человека со стороны. Например, россиянка Екатерина Деготь работала арт-директором Академии мирового искусства в Кельне, американская украинка Марта Кузьма возглавляла Офис современного искусства в Норвегии. Такой перенос опыта из одной национальной среды в другую — как правило, в плюс искусству, потому что человек не замешан во внутренних дрязгах, у него есть свежий взгляд.

В "Мыстецьком арсенале" продолжает работать Александр Соловьев, патриарх украинского современного искусства, но усилить эту команду международным куратором не помешает, потому что Украина — страна, привлекающая внимание на территории Восточной Европы. В нашем регионе Польша до недавнего времени диктовала повестку культурного взаимодействия, притягивала художников из стран Балтии, Украины, Молдовы, Беларуси. Большую роль в этом сыграла позиция и стратегии куратора Моники Шевчик.

Директор галереи "Арсенал" (Белосток, Польша), куратор Моника Шевчик и Константин Дорошенко на фестивале "Девичья башня" в Баку. 2019. Фото: Анна Лазар

О территории пересечения восточно-европейского искусства

Сейчас Польша эту роль утратила?

Сейчас в Польше, к сожалению, победила правая традиционалистская повестка. Появилась цензура, скандалы с требованиями министерства культуры убрать определенные работы из экспозиций. Это удручающий откат, помутнение живой территории пересечения восточно-европейского искусства, которой была Польша.

То есть у Украины появился шанс занять утраченные Польшей позиции? Стать такой площадкой для экспериментов.

Сейчас, когда мы отказались от праворадикальных, националистских тенденций, когда вместо "армии-мовы-виры" выбрали открытое общество, Украина может взять на себя эту роль — места встречи искусства Восточной Европы и постсоветского пространства.

Наше географическое положение дает нам огромный плюс связать Европу и Азию — не только газ прокачать или переправить товары, но и креатив, идеи...

Более того, мы носители общего с соседними государствами советского опыта, с кем-то — 70 лет, с кем-то — 50. Проблемы, которые мы проговариваем, понятны нашим соседям. Благодаря ярмарке ArtVilnius, минской галерее "Ў", проектам куратора Сабины Шихлинской в Баку я понял, насколько нам важно видеть искусство постсоветских государств, потому что у нас общие травмы, схожие вызовы.

А сталкивался с явным непониманием? Отрицанием? Агрессией?

В сегодняшнем мире существуют две параллельно идущих и совершенно противоположных тенденции. Одна — эмансипативная: это феминистические идеи, борьба с дискриминацией, защита прав ЛГБТ, отстаивание прав человека, поиск социального равенства. Это — мейнстрим арт-сцены Берлина, например. То, что поддерживают международные фонды.

И совершенно противоположная тенденция, сильная не только на постсоветском пространстве, — тенденция отката к низовой культуре, к традиционным ценностям. 

Эти традиционные ценности во многом искусственно надумываются, фальсифицируются. Недавно произошел скандал с первой феминистской биеннале — Феминнале в Бишкеке (Кыргызстан — Delo.ua). Представители радикальных квазипатриотических организаций, требующие чуть ли не паранджу надеть на женщин, грозили поджечь Национальный художественный музей, где проходила выставка, из-за того, что там был продемонстрирован перформанс с обнаженным женским телом. Это вещь чудовищная, и это не откат к древним традициям — таких традиций не было в Кыргызстане.

Кыргызы вышли из кочевого общества, не предполагающего жесткого патриархата. Общества, которому  необходима мобильность, когда женщины ровно так же скачут на коне, участвуют в социальной жизни. Если мы возьмем историю Золотой Орды — классику кочевого общества: когда умирал хан, регентшей становилась его жена и она могла несколько лет править. В Кыргызстане женщины всегда были эмансипированы. Одна из национальных героинь Курманжан-датка была вдовой-лидером нескольких кланов и царское правительство именно с ней вело переговоры, чтобы заполучить кыргызов в свое подданство. 

Ситуация с закрытием выставки под давлением правых молодчиков говорит об исламизации, за которой стоят Саудовская Аравия и Турция (светская страна, где нынешний президент разыгрывает карту ислама). Но у турков были одни традиции, у кыргызов -  другие, у азербайджанцев -  третьи. Исламские народы — не территория единых традиций.  В традиционалистскую истерию вбрасываются немалые деньги. Не секрет, что в Европе она активно поддерживается Россией, в том числе и агрессивные движения за традиционную семью, запрет абортов, борьбу с понятием "гендер". Это — обскурантистский ответ волне все большего раскрепощения, эмансипации.

Константин Дорошенко на VIII Всемирном форуме за демократию Совета Европы, Страсбург. Фото: Филипп Кочетков

О низовой цензуре и традиционных ценностях

У нас есть прививка от подобного отката к традиционным ценностям?

Мы пережили это во времена Порошенко. Это низовая цензура, что гораздо опаснее официальной. Сперва государство начинает потихоньку вводить ханжеские стандарты и мягкую цензуру сверху. При Ющенко у нас принимается закон о запрете порнографии, а еще раньше при Кучме создается экспертная комиссия по морали, которая сейчас, к счастью, уже упразднена. Но успела спровоцировать низовую цензуру — доносы, после которых разбирались с выставками, в том числе испортили мою выставку "Апокалипсис и Возрождение в Шоколадном доме".

Обывателю подбросили идею судить на территории искусства, что приемлемо, а что нет, нарушив законы функционирования культурного продукта. И эти зерна дали свои ростки. Во времена Порошенко уже не власть, а агрессивные невежественные группировки громили выставки, забрасывали камнями автобусы с людьми, приехавшими на марш равенства во Львов, срывали книжные презентации на тему разнообразия гендерных отношений. И это уже не государственная цензура, это уже цензура дремучих людей, самосуд. Фактическиоткат к средневековью.

Как оцениваешь ситуацию сейчас?  Как-то тревожно, учитывая, что недавно создали депутатское объединение "Ценности. Достоинство. Семья" и в него вошли 307 нардепов из всех фракций…

Парадоксальное объединение, очевидно, инспирированное внешними силами. Потому что на выборах Украина показала, что не хочет польского пути и российских скреп, что большинство людей у нас желает жить в свободной стране, вне единой навязанной ей идеологии. И этот выбор должен быть серьезной острасткой тем, кто хотел бы продолжать терроризировать украинское общество повесткой из XIX века. Но за этой ситуацией нужно следить. Добиваться, чтобы люди, которые занимаются подстрекательством и вандализмом, были наказаны.

У меня есть надежда на реформы, которые происходят в Министерстве культуры, спорта и молодежной политики. На встрече министра Бородянского с представителями деятелей культуры прозвучала идея, что Украина должна показать миру себя страной, где есть интересная, яркая, привлекательная культура, а не только Чернобыль и война.

Киношники говорят, что на фестивалях от Украины ожидают как раз темы войны. Как ожидали, например, от Югославии…

После развала Югославии ее искусство, действительно, стало мировым феноменом. Но там совершенно другая история: там были этнические и религиозные конфликты, была ситуация геноцида, концлагерей, жесткая и кровавая. Югославия фактически превратилась в некий слепок проблемного мира.

В Украине нет этнической войны, в Украине нет религиозной войны. Украинский конфликт — это попытка справиться с агрессией более сильного государства. Она также дает повод размышлять об общечеловеческих вопросах, о деградации человека в ситуации самоуправства, как в "Донбассе" Сергея Лозницы. Но мир реагирует в первую очередь на украинские фильмы об общечеловеческом, такие как "Племя" Мирослава Слабошпицкого, вошедшее в рейтинги лучшего кино десятилетия. Лозница же вообще работает с темой власти: что такое тоталитарная власть, что такое безвластие, что такое вольница бандитская — это общечеловеческие вопросы.

В культуре Украине нужно напомнить себе и миру то, что она на протяжении столетий была местом, где рождались уникальные люди, менявшие мир. Боровиковский, Левицкий -  художники, которые создали российскую живопись — вышли отсюда. Разумеется, Малевич и другие представители авангарда — Бурлюк, Ермилов. Безусловно, Борис Михайлов, Олег Кулик. Все это нужно осмыслять.

Соглашусь тут и с куратором Татьяной Кочубинской, заметившей нашу тенденцию брать уже сложившийся мировой бренд и доказывать, что он наш. Сейчас важнее присмотреться к себе, к своей богатейшей культурной территории, и самим создавать бренды и рассказывать о них людям. У нас есть целая палитра сильных художников, о которых нужно заявлять миру.

Здесь вопрос и к украинским институциями, и к прессе, и дипломатии, и к бизнесменам. Арт-бизнес, мировые цены формирует национальный коллекционер. Феномен китайского искусства мощно поддерживается китайскими бизнесменами и властями. Все зависит от того, насколько страна себя уважает, насколько государство хочет быть современным. 

В свое время даже у Великобритании была такая проблема: страну воспринимали, как старую нацию — с чаепитиями, париками судей, чопорными правилами. Но Британия — современная страна и она не хочет быть на фоне Америки неким Римом периода упадка. И целая компания пиар-стратегов продумала, как показать, что Британия молодая и модная. К этому приложили конкретные усилия, и все заговорили о брит—попе, молодых британских художниках, Лондоне, как новом центре моды. От ВВС до частного бизнеса, разные силы начали вкладываться в то, чтобы показать, что Британия — страна молодая, хулиганская, живущая в сегодняшнем дне. И вот появляется Вивьен Вествуд, Джон Гальяно, Дэмьен Херст, Тильда Суинтон — вся эта плеяда, которая очень активно поддерживается британскими СМИ.

Константин Дорошенко, куратор проекта FINCH + CASTA eyewear AR SHOW (первая в Украине фенш-коллекция с элементами дополненной реальности и использованием технологии 3D-печати) на Ukrainian Fashion Week в "Мыстецьком арсенале", Киев. Фото: Руслан Сингаевский

Об исследовательской платформе в PinchukArtCentre 

Расскажи, чем ты занимаешься в PinchukArtCentre.

Меня пригласили на должность аффилированного куратора исследовательской платформы. Это организация молодых критиков, искусствоведов, историков искусства, собирающих и анализирующих информацию о современном украинском искусстве. Она не описана и не изучена, во многом мифологизирована современниками. Исследовательская платформа работает с архивами, государственными и частными, составляет профайлы художников, восстанавливает канву выставок и других художественных событий.  Результатом становятся выставки в PinchukArtCentre и книги. Первое исследование посвящалось феномену киевского сквота "Паркоммуна". Вышла очень грамотно сделанная книга. Потом вышла книга "Почему в Украине есть великие художницы". Все это — еще до моего прихода. Пригласив меня, центр продемонстрировал готовность к открытости, восприятию внешнего опыта. Я занимаюсь современным искусством в Украине почти 25 лет и не примыкаю ни к одной из возникавших на его территории группировок.

Первоначально PinchukArtCentre существовал как закрытая элитарная структура, которая в первую очередь делала ставку на работу с западными звездами и формирование коллекции художников Украины первый руки. Потом пошло развитие в сторону премий для молодых художников — международных и украинских. Потом вышли на идею того, что все-таки нужно понимать, что вообще происходит с украинским искусством. 

Всю прошлую осень, пока длилась выставка Бориса Михайлова, устраивали лекции, посвященные харьковской фотографии. Почему взялись за харьковских фотографов?

Потому что это феномен мирового значения. Так, как снимали в Харькове, не снимали нигде. И очень важно, что теперь представлено это не только персоной Бориса Михайлова, но мы видим целое направление, изучаем взгляд, харьковский интеллектуализм в искусстве.

То, что историю художников пишут не их современники, а молодые исследователи, люди другого поколения, — есть в этом особенная ценность?

Это очень важно. У них есть отстраненность от событий.  Современники слишком завязаны на личностных отношениях, симпатиях и антипатиях, и только человек со стороны может по-новому расставить акценты. История искусства никогда не совпадает с журналистикой, со злободневностью. Главными композиторами барокко считались Гендель и тот же Сальери. Когда мы сейчас вспоминаем барокко, то говорим о Бахе, в первую очередь. А Бах во времена рассвета барокко был придворным композитором провинциального епископа, его музыки почти никто не знал.

Сегодня в истории современного искусства Украины проявляется персона Федора Тетянича "Фрипульи", которого в 90-е считали городским сумасшедшим. Когда он делал перформансы на Андреевском спуске, на это смотрели как на балаган. В те годы, сразу после развала Советского Союза, искусством считалось не советское, но все же традиционное: абстрактные картины Тиберия Сильваши, "Живописного заповедника". А Фрипулья — это был абсурд какой-то, парадокс. Сейчас мы видим, и это подтверждает интерес западных исследователей, что Фрипулья вообще — из ключевых для украинского современного искусства персон, то, о чем он думал и чем занимался, перекликается с тем, что существовало в это время в мире. И это парадоксально, ведь он жил за железным занавесом.

Выставка Кирилла Проценко в "Мыстецьком арсенале" показала нам, что из его наследия вырисовывается мощная концептуальная фигура, в которой много пересекается. К сожалению, уже после смерти мы видим его гораздо более значимым, чем привыкли воспринимать.

Константин Дорошенко проводит экскурсию по выставке "Пересекая черту" в PinchukArtCenter. Фото: Юлия Беляева

О декоммунизации и опыте Германии

  А как ты относишься к произошедшей декоммунизации?   

Это проблема и вызов для Украины. Историю общества можно сравнить с историей болезни. Нельзя историю болезни фальсифицировать, нельзя вместо диагноза "сифилис", например, написать какой-то более приятный. Если наврать в истории болезни, организм будет загнивать и разрушаться.

Но большинство нас рождены в этот период, мы передаем менталитет и привычки этого времени своим детям. Потому подходы декоммунизации, как правило, абсолютно большевистские.

Почему Сорос во всех посттоталитарных странах, в первую очередь открывал центры современного искусства? Потому что именно современное искусство показывает, насколько разными могут быть мировосприятия, насколько человек имеет право на личный взгляд. Многообразие — вот ответ тоталитаризму. А поменять черное и белое местами, отрубить голову Ленину и прилепить вместо нее голову Бандеры — тот же большевизм. 

У моего отца сохранился советский учебник по истории, в котором некоторые фамилии и лица на фотографиях были зачеркнуты красной ручкой, потому что объявлять врагами народа членов партийной элиты успевали быстрее, чем печатать учебники. Дети в школе были обязаны вымарывать из учебников тех, кто стал неугоден, зарисовывать лицо Ежова рядом со Сталиным. Политика памяти, проводившаяся у нас при Вятровиче, была похожа на это вымарывание.

Как, по-твоему, было бы правильно провести декоммунизацию?

Нужно не менять одних идолов на других, а показать, что существует целая радуга цветов, большое количество взглядов, мнений и позиций. И все политические деятели неоднозначны. 

Не стоит забывать, что революцию в Украине делали в том числе украинцы. Потому что украинская нация была изначально в угнетенном положении. Украинская элита полонизировалась или русифицировалась. Украинцами оставались крестьяне и рабочие, этническое с классовым было здесь очень завязано.

Наша история должна быть инклюзивной, мы должны признать в ней и вещи для себя неприятные: еврейские погромы, коллаборационизм во время оккупации. И относиться к этому без истерики, изучая причины и последствия этих явлений. Сильный человек, сильное общество не боится признать свои ошибки в отличие от малодушного. Надеюсь, что украинское общество достаточно здорово.

Закрывая глаза на эти нюансы, мы получаем в результате такие конфликты, как на Донбассе. Потому что туда, где нет рефлексии, очень хорошо заходит внешняя пропаганда. Если мы сами не лечим свои болезни, если мы сами не вскрываем свои язвы, если мы прячемся от своего отражения в зеркале и придумываем отговорки, то нашей слабостью воспользуются другие силы.

Есть страны, опыт которых может нам быть полезен?

В том же Берлине никто не разрушает коммунистические памятники. Да, там демонтировали огромный памятник Сталину, потому что он не нужен никому, но мозаики, памятник Марксу и Энгельсу, все, что связано с Розой Люксембург, — это сохраняется. Просто рядом с этими памятниками ставят таблицы, на которых объясняют, когда памятник был построен, что он обозначает, в чем его влияние.

Там есть музей ГДР, который пользуется популярностью. Это называется культура памяти. И это совсем другое дело, чем валить памятники.

Я езжу в Берлин почти каждый год и наблюдал момент реабилитации очень многих вещей.

Например, такая ситуация: немцы поняли, что бывшие диссиденты и бывшие агенты штази наверняка не помирятся друг с другом, но была создана специальная программа диалогов, куда приглашали детей немецких коммунистов и диссидентов. Потому что людям нужно строить единое общество, они не должны сидеть по своим углам и копить обиды, доставшиеся им от их предков.

Очень долго в Германии не воспринимали Марлен Дитрих, подсознательно ей не могли простить, что она выступала перед американскими солдатами, которые воевали с немцами. И вот на каком-то этапе появляется площадь Марлен Дитрих, появляются сувениры с ее портретами и так постепенно, шаг за шагом переваривает Германия все то, чем она была.

О проекте Exodus, саморефлексии и умении услышать других

Комиссар проекта Exodus. Biruchiy 019. Montene Петар Чукович и куратор проекта Константин Дорошенко открывают выставку в Национальном музее Черногории, г. Цетине. Фото предоставлено Национальным музеем Черногории

Что тебя сейчас больше всего волнует?

Мне кажется, что для Украины важно не только заниматься рефлексией, но и понимать, что мы со своей историей совсем не так уникальны, как нам кажется. Мы не экзотическая страна, но вполне нормальная европейская. Что такое славянская культура, традиции в Европе знают. Мы не настолько экстравагантны, чтобы быть обреченными на внимание со стороны и с нашим посылом самозацикленности — не интересны. Нужно говорить о том, что волнует весь мир. 

В этом смысле у меня был хороший опыт в прошлом году — международный проект Exodus, который мы сделали сперва в Черногории, а потом в Украине.

Черногория здесь возникла не просто так. Это территория предыдущего европейского конфликта — Югославской войны. Но Черногория не скатилась в ней в зверство. Наиболее жесткое противостояние было между Сербией и Хорватией, Сербией и Боснией.

В Черногории существует социальный клуб Exodus, одним из идеологов которого является канадский предприниматель родом из Запорожья Андрей Любалин. Опытный экономист, в свое время он работал с Германом Грефом, решая вопросы макроэкономики. Он один из тех, кто почувствовал, что существующее общество экономического и государственного насилия обречено на стагнацию. Запустив несколько инновационных стартапов в Канаде и Израиле, он обосновался в Черногории, где, взаимодействуя с философами, предпринимателями, творческими личностями из разных стран работает над созданием новой системы социально-экономических взаимоотношений, построенных на кооперации, взаимных добровольно взятых обязательствах. Алгоритмы сетевого сообщества, взаимовыручки, предлагаемые клубом Exodus — возможность ответа на вызовы сегодняшнего мира.

Назвав проект Exodus, что в это название вкладывал?

Термин Exodus — это название одной из книг Торы об исходе евреев из египетского рабства. Для меня как куратора международного художественного проекта на эту тему главным стало понимание того, что исход — это в первую очередь изменение мышления. Евреям, для того, чтобы спастись из египетского рабства, нужно было выбросить из головы идею всемогущего фараона, победить идею рабства, изменить мышление. Поэтому 40 лет они ходили по пустыне. И точно такой же вызов существует у сегодняшнего человечества -  тысячелетиями наработанная, самовоспроизводящаяся система, построенная на насилии государства над человеком, на насилии всякой иерархии, семейной в том числе, требует колоссального переосмысления.

Это перекликается с анархическими утопиями, которые говорят о возможности существования общества без государства, если человек будет самоорганизован и готов соответствовать взятой на себя добровольно ответственности. 

Современный мир, интернет, социальные сети, помогают выстраивать подобные системы взаимодействия и взаимной поддержки, не привязываясь к географии и политической конъюнктуре.

Чья была идея проекта? И кто поддержал финансово?

С Андреем Любалиным я познакомился благодаря старейшей резиденции современного искусства в Украине "Бирючий". Ее организаторы, Геннадий Козуб и Елена Сперанская, предложили мне выступить куратором совместного проекта в Черногории, пригласить художников размышлять на тему тупика и системного кризиса, в котором оказался мир, и возможных выходов из него либо — невозможности выхода. Проект получил развитие и был продолжен в Украине. Черногорскую часть финансировал социальный клуб Exodus, украинскую — Украинский культурный фонд.

В результате получился процесс, который растянулся на полгода, в нем участвовали 39 художников из девяти стран. Основную ставку мы сделали на представителей Центральной и Восточной Европы: костяк составили художники из Черногории, Украины, Чехии, Балканских стран, Беларуси.

Общепризнанные культурные столицы со всеми их стратегиями и привели этот мир к тупику. Хватит недооценивать свой потенциал, наша территория, которую принято называть "кровавыми землями", пережившая и гитлеровскую и сталинскую систему, при этом выжившая, прошедшая политические, экономические, техногенные мутации, с тем же Чернобылем, может дать новый, иной творческий взгляд на все, что происходит.

Мы объединили и в резиденциях в Черногории и на Бирючем художников разных поколений, разного опыта. Там были звезды, участники Венецианских биеннале, и совсем молодые художники — это все разные психологии, разные подходы.

Константин Дорошенко, куратор проекта Exodus. Biruchiy 019. Montenegro и художник Сергей Братков на открытии выставки в музее партизанской славы г. Горный Моринь. Фото: Геннадий Козуб

Где показали, что получилось?

Результатом стали четыре выставки. Первая — в городке Горный Моринь в Черногории, где была резиденция. Выставку сделали в музее Партизанской славы — Югославия вошла в историю Второй мировой героическим партизанским движением. Проект представляли в зале рядом с мемориальным кабинетом, посвященным борьбе и победе над нацизмом. И эта преемственность несла важное символическое значение. Потом была выставка в Национальном художественном музее Черногории, вызвавшая такой интерес у жителей и туристов, что ее дважды продлевали. В галерее на острове Бирючий экспонировали работы, созданные в рамках проекта там, а финальная выставка прошла в Музее истории Киева.

Константин Дорошенко, куратор проекта  Exodus. Biruchiy 019. Montenegro" и музыкант Игорь Григорьев, создатель культового журнала "ОМ" на открытии выставки в Музее истории Киева. Фото предоставлено Музеем истории Киева

Проект развернулся в масштабное творческое исследование, каждый художник не только создавал работы, но и сформулировал свое отношение к теме. Мне важно было добиться осмысления, у нас каждая работа сопровождена текстом. Кто-то написал большое эссе, кто-то — три предложения. Получилась книга, по которой можно исследовать ментальные, социальные, психологические вопросы, акценты, угол зрения, под которым на мир смотрит творческий человек в зависимости от опыта, от того, в каком регионе Европы он живет.

Проект Exodus демонстрирует, что Украина может инициировать диалог на глобальные темы, а не только топтаться в своей проблематике или слушать других.

 О приоритетных шагах

Твоя оценка деятельности Украинского культурного фонда (УКФ)?

Я приветствую существование Украинского культурного фонда, но не понимаю логики, по которой реализовать его гранты можно только в течение полугода. Закон о нем продуман коряво, ведь культура функционирует круглый год.

Кроме УКФ на поддержку каких институций могут рассчитывать кураторы и художники?

Центр Пинчука, следом за ним фонд Ахметова все-таки сделали хорошую работу, потому что появилась целая серия меценатов и культурных фондов, пусть и не с таким масштабом. Например, благодаря Zenko Foundation прошли представительные выставки украинского современного искусства в Будапеште и Вене. Это серьезная международная дипломатия, учитывая, что Венгрия и Украина сегодня в сложных отношениях, и именно культура заставляет посмотреть на Украину не как на противника, но как на творческую территорию. Венскую выставку финансировал и Украинский институт, который поддерживает презентацию украинского искусства за рубежом.

А при поддержке Украинского культурного фонда вышла первая попытка написания новейшей истории украинского искусства — "Перманентная революция" Алисы Ложкиной на украинском и французском. Богато иллюстрированная, но неряшливая как с точки зрения идей, так и элементарных опечаток. Но взаимодействие государственных и частных институций дает надежду на возможность движения вперед.

Какие первостепенные шаги необходимо сделать, чтобы произошел заметный скачек в развитии культуры?

Первый очень важный шаг — закон о меценатстве, который снимал бы с меценатов часть налогового давления. С каждой сменой министра культуры арт-сообщество поднимает вопрос о необходимости такого закона. Донорство искусства должно и может быть выгодным для донаторов не только с моральной точки зрения.

Второе — усиление государственной поддержки Украинского фонда культуры и его реформирование. Важно понимать, что для международного имиджа, восприятия Украины на равных с развитыми государствами, необходимо вкладывать в культуру современную. Литва — тоже государство с древней историей, народными традициями, сделавшее при этом ставку на современную культуру. В Литовской филармонии каждый год представляют премьеру новой оперы или симфонии литовского композитора. Были слабые и сильные произведения, но сегодня Литва получает Золотого льва Венецианской биеннале, представив инсталляцию в жанре новой оперы.

Это значит, что важно не дергаться из стороны в сторону, а наметить стратегическое направление и бить в одну точку, тогда это даст результат.

Беседовала Елена Гладских