Евромайдан невозможен в других постсоветских странах — Washington Post

Крупномасштабные протесты, как Евромайдан или Арабская Весна, как правило, происходят на волнах, сконцентрированных во времени и пространстве, через процессы кросс-государственных политических разногласий или расслоений, обозначенных Делла Порта и Тэрроу как "распространение идей, практик, и рамок движения из одной страны в другую".

Евромайдан был длительной демонстрацией против того, что считалось высококоррумпированным и персоналистическим правлением Януковича, который был смещен по процедуре импичмента парламентским большинством после побега из столицы 22 февраля. События в Киеве привлекли внимание оппозиционных активистов Азербайджана, России и Беларуси. Несколько недель спустя после свержения Януковича Мустафа Найем, один из организаторов протеста, написал в твиттере: "Самая большая опасность для Владимира Путина заключается в том, что украинская революция в конце концов распространится на Россию", — пишут для Washington Post Фарид Гулиев (докторант политологии в университете Якобса в Бремене (Германия) и Нозима Ахрарходжаева (докторант политологии в Научно-исследовательском центре по проблемам Восточной Европы в университете Бремена).

Однако протесты Евромайдана не спровоцировали подобную политическую активность в других постсоветских полуавтократических режимах. Почему нет? В конце концов, всего лишь девять лет назад украинская Оранжевая Революция активировала региональную, если не глобальную, волну электоральных революций.

Есть две ключевых идеи из литературы, посвященной проблеме социальных движений, которые могут объяснить, почему Евромайдан не распространяется (и скорее всего не распространится).

Непривлекательная модель и насилие

Для начала, Евромайдан не предлагает инновативный и привлекательный шаблон для оппонентов режима где бы то ни было. Предыдущая Оранжевая Революция следовала модели электоральной революции, в рамках которой украденные выборы служат фокусной точкой для антиправительственных субъектов. В соответствии с этими простыми для повторения модульными функциями, модель электоральной революции была готовым набором инструментов для успешных протестных рамок и репертуаром предметов для споров, которые могли быть с легкостью приняты и внедрены оппозиционерами в других условиях.

При ближайшем рассмотрении движение Евромайдана отклоняется от общей модели электоральной революции по трем важным пунктам. Во-первых, неприкосновенность выборов в тот момент на кону не стояла. Требования протестующих Евромайдана со временем менялись, смещая акцент с возмущения по поводу отказа Януковича подписывать договор об ассоциации с Европейским Союзом и его согласия на кредиты и энергетические субсидии от России в сторону требований уважать достоинство и прекратить коррупцию крупных чиновников, президента и его "Семьи". Поскольку участники принадлежали к различным слоям общества, протестное движение сформировалось из гетерогенных групп с широким охватом, включая ультранационалистов из партии "Свобода" и "Правый Сектор".

Во-вторых, на контрасте с революцией 2004 года, политические оппозиционные партии присоединились к протестам Евромайдана на более поздней стадии, они были более разрознены и испытывали недостаток в едином лидере.

В-третьих, Евромайдан отличался чрезвычайным уровнем насилия, которое отпугнуло потенциальных зарубежных последователей. Как пишет Сидни Тэрроу: "Хотя насилие впечатляет людей, у него есть жесткое ограничение в формировании движений, потому что оно удерживает и отпугивает сторонников". В отличие от бескровных протестов 2004 года, Евромайдан пробуждает в человеческой психике образы горящих машин, костров, густого дыма, коктейлей Молотова и жестоких столкновений, в результате которых сотня людей погибла и около тысячи было ранено.

Евромайдан — не первый крупный протест, отличающийся от модели электоральной революции. Жестокие антиправительственные демонстрации в Кыргызстане в 2010 году, заставившие президента Курманбека Бакиева уйти с поста, также не были прямо направлены на электоральный цикл, этот факт заставил Джошуа Такера удачно назвать кыргызские протесты первой "пост-цветной революцией" на постсоветском пространстве. Евромайдан в Украине и Кыргызстан 2010 года обозначают появление альтернативной, неэлекторальной формы совместных действий в постсоветской Евразии.

Опыт авторитаризма и негативные рамки

Евромайдан был не просто жестоким и непривлекательным, местные условия также кардинально изменились. За многие годы правящие режимы Азербайджана, Беларуси и России отточили свои стратегии репрессий и ввели новые с целью отсечь любые признаки цветной революции. Все три режима были "совами" в волне цветных революций. Как пишет Марк Бейсингер, государственные элиты в странах-"совах" обладают преимуществом над "жаворонками" в том, что они знают о действиях и стратегиях, использованных протестующими в начальной волне, и соответственно могут адаптироваться.

Институциональные гайки были закручены, когда постсоветские автократы предприняли упреждающие меры. Россия сыграла ведущую роль в распространении различных стратегий, препятствующих возникновению течи. Примеры включают ограничительное законодательство России по неправительственным организациям в 2006 году и закон 2012 года, требующий, чтобы неправительственные организации с зарубежным финансированием регистрировались как "иностранные агенты". Эти меры исключили успех антикремлевских массовых демонстраций на Болотной площади в Москве. И как Юлия Иоффе верно заметила, "большая часть жесткости и вертикальности российской политической системы — прямой результат [реакции на] украинскую Оранжевую Революцию".

Действуя в манере "темного рыцаря", используя смесь кнута и пряника, Москва создала модель для подражания для других авторитарных руководителей. Путинская администрация была ведущей силой в движении по усилению законодательства, направленного против программ помощи западных демократий по всему миру. Кремлевские законы о неправительственных организациях позже были скопированы другими постсоветскими автократами. К примеру, после протестов, на начало 2013 года, азербайджанские власти запустили кампанию по запрету деятельности неправительственных организаций. К концу года новые поправки к законодательству о деятельности неправительственных организаций ввели требования назначать азербайджанских граждан заместителями начальников местных иностранных неправительственных организаций, что выглядело калькой российского закона об иностранных агентах.

Более того, участники протестов были также сбиты с толку более тонким когнитивным инструментом. Путинская администрация применила фрейминг СМИ с целью влияния на общественное мнение. Фрейминг (кадрирование, установка рамок) относится к процессу выбора некоторых аспектов восприятия действительности для усиления их актуальности в коммуникации и содействия конкретной интерпретации или моральной оценке проблемы. Фрейминг становится негативным, если используется для описания проблемы или события в неблагоприятном свете с целью рассеять общественную поддержку и/или спровоцировать эмоциональное неодобрение.

До выборов 2007-2008 года Кремль "выдавал поток ксенофобской, конспиративной пропаганды, которая приписывала перевороты на российских границах подстрекательствам Запада и разносила российскую оппозицию как марионеток". По ходу возгорания протестов Евромайдана Россия применила полный набор инструментов по фреймингу событий Евромайдана как незаконных действий, возглавляемых натренированными Западом экстремистскими силами и спровоцированных теневыми западными игроками.

Через неделю после начала демонстраций Евромайдана, 2 декабря 2013 года, первая реакция Путина заключалась в том, что демонстрации в Киеве не имели ничего общего с надеждами Украины интегрироваться в ЕС, но были "попыткой пошатнуть нынешнюю … легитимную власть" с помощью "очень хорошо подготовленных и обученных групп боевиков". Он заявил, что события "не похожи на революцию, но скорее выглядят как "погром". 14 декабря министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил: "Без сомнения, за этим стоят провокаторы. Мне грустно, что наши западные партнеры явно потеряли связь с реальностью".

После импичмента Януковича 22 января, что про-российские СМИ окрестили "фашистским переворотом", риторика начала поддавать сомнению легитимность временных властей, называя их "радикальными националистами", поддержанными западными правительствами. Постоянный представитель России в ООН Виталий Чуркин обвинил западные державы в потакании тому, что он назвал "фашистскими бандитами" в Украине.

Взгляды российских граждан в большой мере зависят от того, что они видят по телевизору. Все телевизионные каналы были вовлечены в негативный фрейминг событий Евромайдана. Опросы общественного мнения, проведенные аналитическим центром Левада-Центр в период 7-10 марта, показывают, что 37% респондентов россиян верят — Украину захватили радикальные националисты, а 62% заявили, что в Украине царит анархия и нет законных властей.

Из-за того что Россия охватывает значительный сегмент медиапространства Беларуси посредством владения двумя или тремя наиболее популярными телеканалами, белорусы подвергаются аналогичному медиафреймингу как их коллеги в России. Телеканалы Беларуси описывали киевские протесты как спровоцированные и финансированные внешними силами, включая ЕС и США, а протестующих называли "радикалами и экстремистами". Сам Лукашенко называл события в Украине "ужасными и катастрофическими" и исключил возможность революции по примеру Майдана в Беларуси.

В Азербайджане лидер главной оппозиционной партии заявил: "Майдан может найти плодотворную почву в Азербайджане". Однако азербайджанское правительство, кажется, не встревожилось. Возможно, не случайно в середине февраля проправительственный депутат предположил, что иностранные посольства планируют революцию в Азербайджане, а высокопоставленный чиновник из президентской администрации написал в сети Твиттер вопрос о том, кто мог придумать "эту стратегию" в Украине, четко намекающую на вмешательство иностранных сил. Как и следовало ожидать, член парламента от правящей партии заявил, что свержение Януковича было неконституционным.

Заключение

Хотя требования, выдвинутые протестующими в Киеве, хорошо резонировали с проблемами людей во всех постсоветских странах, Евромайдан не выплеснулся через границы. В нем недоставало привлекательности легко передаваемой мирной модели. Более того, возможности действий оппозиционных активистов были жестко очерчены институциональными ограничениями и средой, созданной недружелюбным дискурсом, в которой бы пришлось вести активность.

С учетом этого перед лицом автократов, гибких в научении и адаптации, продемократические силы в постсоветских странах должны переосмыслить свои протестные стратегии и попытаться создать менее насильственные и более творческие пути организации и рамок для совместных действий.