"Не лишайте меня достоинства". Как понять военных и почему не надо их жалеть

В программе семинара, на котором выступили ведущие специалисты Украины, США, Германии и Израиля, состоялось панельное обсуждение по теме "Ключи к пониманию военнослужащих".

На панели выступили врачи, ветераны и волонтеры. Делимся важнейшими тезисами из выступлений спикеров.

До 1 марта 2022 г. я работала обычным клиническим психологом в нашей больнице. В тот день я по звонку от главврача пришла в реанимацию к 20-летним ребятам с ампутациями ног, чтобы сказать им, что им нужно жить. И, несмотря на свои опыт и подготовку, я поняла, что ничего не знаю о людях.  

Я собрала все свои эмпатии, опыт и знания в кулак, и работаю как с военными, так и с их семьями. И тот опыт, который я получила от своих пациентов, он дал мне гораздо больше, чем академические знания, полученные в университете.  

Учитывая мой опыт за эти полтора года, я хочу обратить внимание на два вызова.

Первое, это обратная связь от общества. Потому что на сегодня раненые военные чувствуют, что дают нам такую эксклюзивную услугу ценой своей жизни. И военные требуют от общества обратной связи.  

Во-вторых, это семья. К сожалению, мы имеем проблему разводов. Выехавшие в первые дни войны девушки начинают бросать наших ребят. Бросать раненых парней. А семья для военного, это один из двух держащих его столбов. Эти два столба – это семья и государство.  

И эти два вызова, это то, с чем мы будем все больше сталкиваться в больницах. Мы не заставим военного поправиться, если у него не будет вторичной выгоды, то есть ответа на вопрос "для чего это мне?".

Вы не готовы узнать все, что происходит с нашими военными в плену. Некоторые вещи, которые происходили с вернувшимися из плена людьми, должны остаться в плену. Исключительно для того, чтобы сохранить те частицы здравого смысла, которые привозят с собой из плена. Прошедший смерть, боль и плен, меняется навсегда, и это никогда не отворачивается назад. Мы уже не такие, как те, кто этого не видел и никогда этого не изменить. Не хуже и не лучше, но просто иначе.  

Но проблема начинается не тогда, когда мы возвращаемся из плена или войны с видимыми или невидимыми травмами. Проблема начинается в момент, когда мы принимаем решение принять свою жизнь, приняв присягу украинскому народу и уйти на фронт, отказавшись от практически всего, что было до этого решения.  

Так сложилось исторически, что когда меня вернули из плена, я был в костюме Адама, в разобранном виде, с отдельно функционирующими частями тела. Сначала я попал в запорожскую больницу, потому что меня недалеко оттуда меняли, и там врачи сразу сказали мне: «Есть вариант, что ты не будешь ходить». Это не самое приятное, что я мог услышать в 25 лет, но это честно.  

И эта честность и отсутствие "сюсюканья", отсутствие жалости - это было важно для меня.  

И вторая важная вещь, это одновременно и героизация в стиле "вы наши герои, вы наши героини", и обесценивание по типу "ой бедные наши мальчики, голые и босые". Это не нужно делать, потому что это затрагивает достоинство воина.  

Не надо догонять и насильно делать добро. Если я лежу с раздробленным тазом и тянусь за бутылкой с водой – не нужно мне помогать и лишать меня достоинства. Если я тянусь – значит, я так хочу. Я не нуждаюсь в вашей помощи. Для меня важно понять, что я что-нибудь могу, будучи даже в таком состоянии.

Когда друзья приносили мне ароматизированные свечи в больницу, медсестры очень по-черному шутили репликами "что, это уже поминальные?". И это меня действительно гораздо больше поддерживало, чем заведующий отделением в одной из больниц, который вместо лечения говорил «отдыхай, ты уже сделал все, что можно».

Я проходил лечение в Германии. И перед своей историей хочу отметить, что все цели, поставленные этим лечением, достигнуты, и результатом я удовлетворен. Но сегодня мы говорим о психологической поддержке.  

Когда тебя эвакуируют, привозят на стабпункт, стабилизируют — ты не обращаешь внимания на ту же психологическую поддержку, потому что все происходит быстро, как на конвейере. Уж когда твое состояние стабилизировано, то принимаются решения о дальнейших шагах.  

Уже через месяц после ранения я уехал на лечение за границу. И я точно помню слова одного врача перед отправкой - "Вова, не ожидай там какого-нибудь чуда". И честно, медицина там дофинансирована. Оборудование – лучшее. Специалисты хорошо подготовлены и знают свою работу. Но на нравственном уровне становится очень сложно.  

Во-первых, это языковой барьер. Язык жестов, Google-переводчик, это все выручает, но пока ты одной уцелевшей рукой что-то объяснишь, уже устанешь.  

Во-вторых, моральной поддержки в окружении почти нет. Тебя сопровождает работник местной соцзащиты, который относится к тебе как к привычной работе.  

Работники относятся к тебе как к чужому. И то, в каком статусе ты там находишься, действительно очень важно для военных. В Украине ты воин, военный, защитник. А там один из всех пациентов.  

И хотя Германии я очень благодарен, но там я как раз лечился, а реабилитация была только в Украине. Именно здесь выровнялось мое морально-психологическое состояние, именно здесь, в винницком Recovery я подтянул свои физические показатели. В Украине я ожил.  

Модель работы реабилитационной команды, построенной в прифронтовом Харькове, который так и остается на сегодня, немного отличается от классической.  

Для того чтобы совершить любое движение, нужно задействовать три системы. Опорно-двигательную, нервную и эмоционально-волевую. Если мы говорим о сроке обновления функций, то нам достаточно первых двух. Но если мы говорим о возобновлении участия, о восстановлении пациентов, то без коррекции эмоционально-волевой системы это невозможно.  

Поэтому все наши военнослужащие проходят рутинную проверку психологами, потому что выявление психоэмоциональных нарушений является залогом успешного формирования бэкграунда для работы с военным.  

Я в своей работе условно разделил ключи к пониманию военнослужащих на три категории.