Святогорск: как живут беженцы из Украины в Украину

Корреспондент Delo.UA провел несколько дней в наибольшем на сегодняшний день лагере беженцев в Украине — городе Святогорске, куда бегут из захваченного террористами Славянска

Disclaimer. В моем репортаже практически нет фамилий. Я не привожу их сознательно, чтобы не навредить людям, которых я описываю. У многих из тех, с кем я общался, в Славянске остались родители, бабушки и дедушки, родственники. Люди, у которых были повреждены или сгорели дома и предприятия больше не уверены в завтрашнем дне, поэтому боятся, что их слова будут использованы против них. И их можно понять.


Утренний вокзал в Харькове ничем не отличается от того, который хорошо запомнился мне со времен Евро. Те же желтые башни, большие синие буквы с названием города и площадь с фонтаном. Только вот праздник футбола и братание всей страны сменилось военными действиями и ссорами внутри семей, члены которых живут в разных регионах.

Из Харькова в Святогорск — 180 километров. На выезде из города — военная фура с пустым прицепом, рядом стоит несколько украинских военных. "Наверное, где-то здесь танк выгрузили", — говорит мой водитель Рома как-то наугад, без знания дела. Активист харьковского Автомайдна, он всю дорогу возмущается работой российских телеканалов и ситуацией в Донецкой и Луганской областях. В феврале, накануне активизации противостояния между протестующими и "Беркутом", Рома отвез на киевский Майдан двух девушек и одного парня из Харькова. Его, как потом узнал Рома, застрелили 20-го на Институтской. "Я этих девушек встречаю через какое-то время и спрашиваю, а где ваш друг? А они мне отвечают, что умер. Три дня в реанимации и все — скончался от ран. Сколько ни смотрел — ни в каких списках погибших его не видел".

На втором блокпосту, который нам нужно проехать, с переднего сидения я слышу вопрос украинского военного: "А что это у вас за номера в багажнике?" Оборачиваюсь с нехорошим предчувствием. Оказывается, у Ромы в багажнике со времен автопробега завалялась наклейка на номера — "Птн Хйл". Военный просит ее себе как подарок, и Рома без колебаний отдает. Что бы с нами сделали ополченцы, попади она им в руки, представлять не хочется.

Последний на нашем пути блокпост — около одного из сел рядом со Святогорском. Тут досматривают тщательней — просят открыть оба моих рюкзака. После того, как ты его проезжаешь, визуально война вроде бы заканчивается. Но не для большинства людей, которых ты встречаешь на улице.

Едем с Ромой к кафе "Пирамида", куда мне рекомендовали заехать зарубежные коллеги. Они же советовали обратиться к Паше, хозяину кафе, который занимается гуманитарной помощью для переселенцев. Паша оказывается дружелюбным молодым мужчиной в серой футболке, на которой изображен вставленный в землю автомат и каска, символизирующие солдатскую могилу. На оружии сидит маленькая красная птичка с открытым клювиком. Сбоку — английская надпись: "Павшие, но не забытые".

Последние десять лет Паша провел, мотаясь из родного Славянска в Святогорск (между ними около 35 км), где в 2004-м открыл кафе. Когда начался массированный арт-обстрел города, он перевез в Святогорск жену с дочкой и мамой. Сейчас периодически ездит в Славянск по делам, но старается свести количество таких поездок к минимуму.

Рассказывает, что в начале июня начал узнавать на улицах Святогорска своих знакомых из Славянска. "Разговаривая с ними, я понял, что люди срывались со своих домов с паспортом и в тапочках. Многие приехали на выходные, на 2-3 дня. Думали в понедельник вернуться. Но им пришлось остаться в Святогорске, они не смогли выехать. И, общаясь с ними, я понял, что денег они брали с собой на неделю. В чем они были, в том и приехали". Через товарища из Харькова Павел в соцсетях организовал сбор гуманитарной помощи для переселенцев. Возле памятника Ленину в Харькове поставили палатки для сбора пожертвований. Первая машина пришла уже 6 июня. Потом подключились Харьков, Запорожье, Чернигов, Одесса, Донецк, Львов, Киев. Была посылка из Израиля. Ежедневно Паша ходит в местное отделение Новой Почты, чтобы получать такие грузы.

"Было две машины от UNHCR (Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев). Одна со средствами личной гигиены и бытовой химией, другая — с продуктами. Большая машина с помощью прибыла накануне визита в регион Петра Порошенка". Но этого, по словам Паши, недостаточно для обеспечения около 15 тыс. временно переехавших в Святогорск славянцев. "Город нуждается в гуманитарной помощи, чтобы не было гуманитарного коллапса. С каждым днем количество людей, у которых остались деньги, уменьшается", — говорит он. После короткого раздумья отвечает, что в неделю необходимо две 25-тонных фуры с гуманитарной помощью, чтобы более-менее обеспечить Святогорск всем необходимым.

На мой вопрос, сколько такая система может функционировать, у Паши короткий ответ — "до первых холодов". Большинство баз отдыха Святогорска, рассчитанных на отдыхающих в теплое время года, не имеют систем отопления, а те, которые ими оснащены, просто не справятся с такой нагрузкой.

Пока мы с Пашей беседуем, на летнюю террасу кафе начинают сходиться люди. Команда волонтеров, она же его семья, организованно выдает гуманитарную помощь по спискам, пришедшим из горисполкома. Все проходит более чем спокойно — люди становятся в очередь, называют свою фамилию. Здесь те, кому позвонили или прислали сообщение. Некоторым уведомления еще не приходили — они просто знают, что в кафе "Пирамида" выдают гуманитарную помощь. Им советуют подождать. Люди, не пререкаясь, уходят.


Когда очередь иссякает, иду забросить вещи в гостиницу, которую мне рекомендовали коллеги. Бреду по городу уже довольно долго, потому решаю спросить дорогу у двух подростков, гуляющих с коляской.

— Ребят, а где ... ?

— Мы не местные.

— Со Славянска?

— Да.

И в ответ после короткой паузы, так, больше из любопытства: "Вы тоже?" К концу дня я понял, что у людей, гуляющих по улице с маленькими детьми, спрашивать направление чаще всего бесполезно.

Лилия Ивановна, хозяйка небольшого постоялого двора, где я поселился, тоже оказывается из Славянска. У нее там остался дом, куда время от времени наведывается сын, чтобы там не поселились ополченцы. Разоткровенничавшись со мной, констатирует: "Это все тоска по Советскому Союзу. Это раз. И второе — мы слишком бедно жили, наша область. Люди, я думаю, процентов 50, если не больше, не выезжали за пределы области. У них есть только Россия, и вот это сказка. Все из-за того, что люди бедные — они нигде не были и ничего не видели. Беда нашего правительства, которые было все эти 20 лет, что ему было абсолютно все равно. Всех настраивали только на Россию. Люди оказались заложниками того, что происходит".

К горисполкому Святогорска стоит очередь из нескольких десятков людей. Слева от входа — переселенцы, которые хотят пройти регистрацию. Справа — те, кто хочет переоформить пенсию, чтобы ее выдавали из Пенсионного Фонда Донецка или Харьковской области. Часть этих людей — местные из Святогорска, не видевшие пенсию уже два месяца из-за того, что город относится к Славянскому району. "Мы не хотим страдать из-за этой нестабильности", "Вон села, в 20 км от нас, все получили, а мы что, хуже?", "Если вспомнить историю, как раньше было, то Святогорск принадлежал к Изюмской губернии", — вспоминают женщины в очереди.

Внутри здания легкая суматоха. К кабинету, над котором висит надпись "Зал укладення шлюбу", и тянется эта очередь. Людям выдают бланки. На стенах масса образцов, но нужных почему-то нет. Пенсионерам приходится "списывать" друг у друга. Кто-то забыл очки.

Мне запрещает фотографировать сотрудница горисполкома, мотивируя это тем, что я не получил разрешение от городского главы. Все же журналисты, знающие русский язык, на Востоке вызывают подозрение — они обязательно или те, или другие. "Потом покажете по российским каналам и все перекрутите", — говорит ее подруга. Эта фраза, вернее, осознание этого факта, вселяют надежду.

К вечеру начинается дождь. В одном из лагерей, где живут переселенцы из Славянска, подростки играют в американскую карточную игру Uno. Диалог мало чем отличается от обычного, только иногда в нем проскакивает какие-то страшные слова "подвал", "СБУ", "списки ополчения". Спрашиваю у девочки лет двенадцати с очень серьезными глазами: "А каково это — слышать выстрелы и видеть разрушения в своем городе? Страшно?", на что получаю неожиданно взрослый ответ: "Не страшно, ведь страх нам не принадлежит. Это неприятно". Эта девочка провела 9 дней, сидя в подвале. Их местные использовали как бомбоубежища.


Женщины, самоорганизовавшиеся в команду, которая занимается готовкой пищи на завтрак, обед и ужин (всего в этом лагере таких команд четыре, работают посменно), обменивается последними новостями из Славянска. Один из парней-волонтеров, помогающих на кухне, показывает фотографии, на которых видны разрушения, дыры в домах.

"Когда подбили украинский самолет, который летел над городом и пилоты сделали все возможное, чтобы не упасть в какой-нибудь дом, люди на пляже, которые видели его, горящий, в воздухе, хлопали в ладоши и радовались". Его друг добавляет: "У меня сосед вышел на улицу и чуть не станцевал ламбаду по этому поводу". Этого парня чуть не забрали в ополчение, когда он с матерью проезжал один из блокпостов. "Остановили на блокпосту и сказали: "Выходи!" Вставай, говорят, в наши ряды. Спасло наверное, только то, что я с мамой был".


За ужином в этом лагере мужчина лет сорока на мою реплику о том, что я не понимаю, как люди, живущие в самом Славянске, могут верить российским СМИ, отвечает: "Много ты видишь сидя в колодце? Нет. А когда ты наверху, то видишь все. Их накрыло облаком депрессии. А когда ты выходишь из этого облака, то смотришь на все совсем другими глазами".

В кафе "Пирамида" этим вечером посетителей уже куда меньше. Терапевт Наталья, оставшаяся без работы после переезда в Святогорск, сидит за ноутбуком в "Пирамиде". Оборачивается, когда слышит от меня слово "Славянск". Говорит, чтобы я даже не думал туда ехать, иначе рискую оказаться во всемирно известном подвале. Возмущается, почему украинские телеканалы не выступают с опровержением информации, которая звучит из уст российских СМИ. "Противно смотреть политические передачи. Если у людей есть выбор, посмотреть новости, но с пропагандой, или ток-шоу, то что они выберут?"

Официантка Лена, в недавней мирной жизни — студентка 2-го курса украинской филологии ДГПУ и кассир супермаркета "Браво", в минуты, свободные от работы, просматривает последние новости на том же компьютере, на котором оформляет заказы посетителей. Рассказывает, что ее вместе с другими сотрудницами магазина, которые согласились уехать, организованно эвакуировали в конце мая. В Славянске у Лены остались родные — прабабушка, привязанная к дому, и отец, который боится, что в его отсутствие квартиру могут занять ополченцы.

На мой вопрос о ее прогнозах она отвечает: "Мы всего лишь пешки в чужой игре и прогнозы есть только у тех, которые эту игру устроили. Я даже не знаю, что думать. Единственное, что мне хочется мира, мира и покоя. Потому что я такое только в кино видела. Это жуть. Я здесь сижу, я не верю до сих пор, что там стреляют. Пока я сама этого не вижу, я не верю. Мне страшно ехать домой, но очень хочется. Безумно хочется вернуться. Мой родной Славянск, как говорится — "все равно его не брошу, потому что он хороший".


На летней террасе кафе в такое позднее время — только старший брат Паши, Стас, у которого в Славянске осталось предприятие, приносившее в месяц неплохую прибыль даже по киевским меркам. У Стаса тоже семья, жена и дочка, они. Он пьет гранатовый сок и набирает кого-то на мобильном — и я уже знаю, куда он будет звонить и что он будет спрашивать у собеседника.

Вспоминаю Пашину фразу из нашего вчерашнего разговора: "Люди часто подходят ко мне и задают вопросы, что будет дальше и когда это все закончится. Раньше я как-то отшучивался. Теперь уже не шучу, говорю им: "Ребята, скоро все это закончится".