Книга-провокация об «Отце»

К сентябрю в серии «Классика» одного из львовских издательств под эгидой Юрия Андруховича роман «Хороший Сталин» планируется выпустить на украинском языке.

Книга уже переведена на 20 языков, стала бесспорным бестселлером в Европе, презентована даже в Китае, как снежный ком обросла скандалами и слухами.

Несмотря на крайне напряженный график пребывания Виктора Ерофеева в Киеве — в одиннадцать утра презентация книги в книжной кофейне «Бабуин», а в час дня — уже за руль автомобиля — и во Львов, где к ужину ждет украинский переводчик романа Александра Бойченко, — «ДЕЛУ» удалось пообщаться с писателем. Пока жена Женя паковала сумки в дорогу и кормила семимесячную дочурку, Виктор успел немало рассказать о романе и о себе.

Гражданская война в семье

– Виктор Владимирович, конечно, первый вопрос о вашем новом романе. «Хороший Сталин» — это в большой степени автобиография, а значит, разговор о самом сокровенном и интимном?

– Действительно, «Хороший Сталин» — это очень откровенная книга о моих родителях. Вообще, самая интимная тема в жизни — это не любовь, не секс, не какие-то извращения или фантазмы любого рода, а это родители. Просто родители — это не люди. Это непроявленные пленки. Мы их всю жизнь проявляем, и все время не получается. Написать о родителях трудно, потому что они важнее литературы. «Хороший Сталин» — о моей семье, и в первую очередь об отце. Собственно, это и есть метафора слова и понятия «отец». Знаете, с отцом у меня были очень трудные отношения. Достаточно просто зайти на сайт «Московских новостей», и вы увидите довольно странную статью, которую я написал, «Отцы — не дети», где фактически прошу прощения у мамы и папы за эту книгу. Ну представьте себе, что среда дипломата, любого, не обязательно советского, российского — это очень закрытое, герметическое пространство. И вдруг я открываю широкие двери и с беспощадной откровенностью описываю все, как это происходило. И только рождение дочки как-то сняло это напряжение.

Действительно, когда мы с женой пришли на папин день рождения — ему исполнилось 85 лет в октябре, — я был прощен, наверное, еще и за то, что продолжил род в эту сторону. У нас девочки в семье не рождались сто лет, и тут Майя родилась. На самом деле, все было очень трудно, обиды были серьезные, вплоть до публичных разборок.

– Можно сказать, что близкое знакомство отца со Сталиным во многом определило вашу судьбу?

– В книге есть масса реально курьезных историй об отце и о Сталине, не думайте, что они нереальные. Отец был официальным переводчиком Сталина с французского языка, работал в Кремле, был помощником Молотова 11 лет. Сталин любил отца. Отец был совсем молодой человек, поступил работать к Сталину, когда ему было 24 года. Мне кажется, для Сталина такой молодой человек был как находка: абсолютно преданный сталинист, одновременно говорящий на разных языках, включая французский. Он думал, что вот, мол, настоящие дипломаты, политики советского толка наконец появились на нашей земле. То есть это была надежда — надежда диктатора на продолжение его диктатуры. Потом Сталин умирает, отца отправляют во Францию. После счастливого детства у меня возникает парижское такое же счастливое детство. Другое, конечно, но не менее счастливое.

И вот соединение этих двух непохожих, но невероятно интенсивных детств и составляет начало книги. Отец — советник по культуре советского посольства во Франции, у нас в гостях бывает Ив Монтан, Пикассо, Арагон. Это все — «предметы» моего детства, тоже несколько неожиданно для мальчика из советской семьи. И это все закручивается, закручивается, закручивается. Отец становится все более известным советским дипломатом, послом Советского Союза в Вене, а я делаю «Метрополь» и становлюсь диссидентом.

– Настоящий конфликт отцов и детей!

– У нас происходит конфликт любви. Потому что понятно, что и папа, и мама делали для меня все только самое хорошее, а одновременно у нас идет настоящая гражданская война в семье. Я попадаю просто в «вилку». Постановка вопроса абсолютно фашистская: или мне отказываться от друзей, писать покаянное письмо и сдаваться, демонстрируя как бы «гнилую сущность сына советской номенклатуры», или же предавать отца. То есть писать письмо или его убивать. Поэтому книга так и начинается: «В конце концов, я убил своего отца».

Душа-сталинистка

– Название книги «Хороший Сталин» — в первую очередь провокация или это просто случайность?

– Вы знаете, я бы хотел дожить до времени, когда бы эта книга звучала скандально в России. У нас больше пятидесяти процентов считают, что Сталин — национальный герой. Когда роман вышел, одна из презентаций проходила на знаменитой Выставке достижений народного хозяйства. Собралась куча старушек, которые радовались: «Вот, наконец появилась правильная книга «Хороший Сталин»!». Я тогда на них посмотрел и ответил: «Бабушки, не покупайте, если хотите дальше жить!», и разогнал эту мелкую толпу.

Но вот, несмотря на все свидетельства очевидцев, документы, что-то глубоко сидит в русской душе, которая поддерживает именно это. Поэтому в книге есть в том числе и беспощадные слова о том, что русская душа, по своей природе сталинистка. Когда я писал эту книгу, я вообще подумал, что семья — это коммунистическая ячейка, а отец и есть Сталин, потому что он гуманистически бесплатно воспитывает, кормит, поит, лечит, организует образование. И если все нормально, то поощряет, если нет — наказывает, порет даже, может быть. Организация семьи построена по совершенно не рыночному принципу, а скорее принципу коммунизма. Недаром в коммунизме есть те пещерно привлекательные особенности, которые и приятны архаическому человеку. Поэтому это вторая причина, по которой книга называется «Хороший Сталин». Извините, я говорю, что вместо «хороший Сталин» можно просто сказать «отец». Отец для меня долго был «хорошим Сталиным»: он был сталинист, абсолютно убежденный во всем. И одновременно он был невероятный либерал в семье.

– Ваша книга вызвала большой политический скандал — она пришлась не по душе нынешней власти?

– Политический скандал в Москве, который вызвала книга, на самом деле разразился совершенно неожиданно, его никто не предполагал и не прогнозировал. Дело в том, что «Хороший Сталин» сначала напечатала немецкая газета «Франкфурт Альгемайне» на немецком языке почти целиком. И когда книга вышла в Германии и в Москве, немецкий посол фон Плес предложил мне сделать презентацию книжки сразу и русской, и немецкой. Мы искали дату, то ему не подходило, то мне. И в конце концов эта дата наехала на инаугурацию президента России. И вот в Кремле идет вечер инаугурации, а в Немецком посольстве, в резиденции немецкого посла, мы сделали такой вечер: официанты были в костюмах сталинской эпохи, стояли батареи «сгущенки», банки эти сине-белые, советские. Короче говоря, веселились от души. И вдруг все обиделись. Потому что к нам народу пришло больше, чем туда. Обида была страшная, и скандал произошел. Так что все бывает совершенно непредсказуемо, невзирая на какие-то запланированные действия.

Нас объединяет идея гульбы

– Как знаток русской души и человек, тонко чувствующий границу между западным и восточным мировоззрением, как бы вы определили современную украинскую душу в контексте славянского восприятия?

– Я думаю, что наши народы в культурном и безобразном смысле (в хорошем значении «безобразном») объединяет идея гульбы и веселья. Мы знаем, как гулять. Мы знаем, как пить. Мы знаем, как поступать с женщинами. И это все очень важно — кто понимает, тот оценит. И это же ведь закваска для творчества. Веселье — это ведь нарушение, принцип отказа от буден, от серости жизни, нормирования. И это очень хорошо получается здесь. Только переезжаешь на Запад — и вдруг все так политкорректно, так сдержанно. И в закусках, и в женщинах, и в прочем. Когда государство устремляется в Европу, как это делает Украина — это здорово, это надо. Мне кажется, украинские правовые нормы должны быть приведены в соответствие с европейскими и так далее, это система безопасности нации. Но вот идея воображения, идея веселья — она не должна быть потеряна. Если нация сможет соединить в себе эту способность интересно, красиво жить и одновременно иметь правовые нормы, вы будете просто молодцами. У Украины есть только одна разница по сравнению с Россией — русский человек не знает, чего хочет. То есть он утром хочет одно, к вечеру уже что-нибудь другое. Но когда приезжаешь в Украину, чувствуешь, что люди хотят чего-то. Может, не всегда внятно, но хотят. А души похожи. Действительно. Вот и белорусская такая, нынче закрепощенная сильно душа, она тоже похожа. И, кстати говоря, эти души еще и внешне дают эффект, потому что я вам честно могу сказать, что самые интересные и красивые девушки — это здесь, в Украине, это в Беларуси и в России. Вот как это совместить с воображением и с гульбой, это уже вопрос, который должен решаться самостоятельно.