FP: президента Обаму запомнят за Иран, а не за поворот к Азии

Учитывая гостеприимный и теплый визит президента Барака Обамы в Индию на этой неделе, комментаторы отряхнули пыль с избитых банальностей о некогда превозносимом "развороте администрации к Азии"

Однако другие события недели — от решения президента сократить свое пребывание в Дели, чтобы посетить похороны короля Абдуллы в Рияде, до хаоса в Йемене; от нынешнего дипломатического процесса по ядерной проблеме с Ираном, до попыток Биньямина Нетаньяху сделать все, чтобы его отношения с Обамой воспринимались как наиболее нездоровые за всю историю Израиля и Соединенных Штатов. Все это свидетельствует о том, что внешнеполитическое наследие этой администрации, в конце концов, может сосредоточиться вокруг иной "стратегической перебалансировки". Однако от этого выиграет Исламская Республика Иран в вариантах, некогда невообразимых для американских внешнеполитических кругов, — пишет Дэвид Роткопф для Foreign Policy.

Вполне вероятно, на момент, когда Обама покинет свой пост, ни одна другая страна на планете не получит преимуществ столько, сколько Иран. Конечно, не все из этого станет результатом деятельности США, и на самом деле, кое-что может уничтожить наши интересы в длительной перспективе. Но без сомнения, некоторые выдающиеся достижения, кажущиеся ближайшей перспективой в отношении Тегерана, станут результатом политического импульса, который гораздо ближе сердцу президента, чем то запущенная, то отложенная азиатская инициатива. В действительности она была в большинстве своем продуктом идей и усилий кучки его советников из команды первого срока и членов кабинета, а не стремлением его личным, или его ближайшего окружения.

Рассмотрим выгоды. Во-первых, существует вопрос наследия. За кулисами переговоры проходят на высоком градусе кипения, и внешнеполитическая команда Обамы рассматривает ядерную сделку с Ираном как последний желанный приз, которого они должны добиться. По другим направлениям есть возможность некоторого прогресса по торговому договору Транс-Тихоокеанского Партнерства, но если не принимать во внимание красивую риторику, он не настолько меняет расстановку сил, как заявляют его сторонники. Конечно, это будет позитивное развитие, но оно постепенное и, естественно, по факту не улучшает наши отношения с самыми крупными долгоиграющими азиатскими игроками — Китаем и Индией. А за рамками этого остается немного.

Соглашение с Ираном, если получится ввести его в действие, в теории приведет к заморозке иранской ядерной программы. Естественно, это будет хорошо. Но это не дает гарантий, что Тегеран в будущем не сможет повернуть курс обратно, нарушить обязательства, или делать то, что делал в последние 30 лет — разжигать хаос в регионе, не используя преимущества в виде ядерного оружия. Но даже с учетом перетягивания каната в Конгрессе по поводу политики по Ирану, новых санкций от Капитолийского Холма и президентских вето, скачущих по Пенсильвания-авеню, соглашение обеспечит Тегерану некоторое послабление, инициированное Белым lомом. По всей видимости, ядерное соглашение приведет к оттепели в отношениях между Соединенными Штатами и Ираном, и отлично поощрит другие страны восстанавливать нормальные торговые связи (в той мере, в которой их уже нет).

Иран наберет вес. Иран получит более хорошие места в советах наций. Иран получит экономические преимущества. И враги Ирана будут взбешены.

Если президент считает, что короткий визит в Саудовскую Аравию каким-то образом уравновесит ярость Дома Сауда в адрес иранского соглашения, он недальновиден. Обама не может склонить их к пересмотру пропасти между их культурами, которая сложилась за 1000 лет. Суннитские союзники в Персидском заливе будут рассматривать это как предательство. Они прагматики. Некоторые уже готовятся иметь дело с предполагаемым неизбежным сближением. И в краткосрочной перспективе они рассматривают Иран как потенциальный противовес более непосредственно угрожающим врагам — экстремистским суннитам. (В конце концов, это земля принципа "враг моего врага — мой друг"). Но они не рады. Тысячелетние антагонизмы сохраняются не без причины.

Одна из причин такого их неудовольствия не только в том, что Соединенные Штаты меняют условия отношений с Ираном и провоцируют усиление этой страны экономически и политически, но в том, что политика Вашингтона — действие и бездействие — стала подспорьем в других сферах, где Тегеран набрал вес в последние годы. Что-то из этого вина не Обамы, а его предшественника: если вы пропустили, взрывать Ирак было плохой идеей. Это высвободило такие силы, как Исламское Государство, и также заместило баасистское правительство в Багдаде тем, которое открыто зависимо от поддержки и защиты иранских сил. Более того, Соединенные Штаты обеспечивают поддержку с воздуха, которая позволяет иранским силам завоевывать и удерживать позиции на суше от имени своего клиента, фактически это отправляет большой кусок Ирака еще глубже в карман Ирана. (В последние недели наблюдалась особенно специфическая тенденция: когда израильтяне, исторические союзники Америки, провели операцию, в ходе которой был убит иранский генерал в Сирии, фактически они уничтожали члена военной организации, который ныне воюет бок-о-бок, и в координации, с Соединенными Штатами в соседнем Ираке).

Иран — та самая страна Ближнего Востока, которая очевидно накапливает материальные выгоды в результате беспорядков, охвативших регион. Переворот Хути в Йемене привел к власти проиранскую шиитскую группу — как минимум, в большой части этой страны. Сейчас Багдад больше, чем когда бы то ни было, зависит от Тегерана; Иран обеспечивает существенное количество наземных войск, которые воюют с Исламским Государством и защищают шиитский Ирак от террористов-боевиков. Даже в Сирии союзник Ирана Башар Асад получает постоянные сигналы, что Вашингтон все более готов позволить ему остаться на позиции. Тем временем Хезболла остается сильной в Ливане, и получила ряд преимуществ в южной Сирии.

Даже при условии попыток Конгресса сорвать американо-иранские ядерные переговоры посредством ввода новых санкций, очевидно, что однажды Иран вспомнит годы Обамы как, возможно, начавшиеся болезненно (усилением санкций), и завершившиеся значительно лучше.

Однако это мнение не разделят две страны, в которой Соединенные Штаты воевали с целью помощи в стабилизации, — Ирак и Афганистан. Обе они к 2016 году наверняка будут расколоты противоречиями и охвачены жестокими, дестабилизирующими боями. Но не вашингтонские союзники из Персидского залива чувствуют давление от увеличения объемов добычи нефти и газа (где лидируют Соединенные Штаты), усиленного развитием возобновляемых источников энергии и новыми прорывами в сфере энрегоэффективности. Фактически каждой стране Персидского залива угрожает распространение экстремизма, и каждая пострадала от прохладной поддержки США его традиционных альянсов с этими странами. Факт таков: они попросту не верят, что Америка поддержит их, как делала это когда-то. Египет и Турцию, две других региональных державы с историческим влиянием, сравнимым с влиянием Ирана, сотрясли внутригосударственные перевороты.

А Израиль? Один бывший высокопоставленный чиновник из администрации Обамы подтвердил мое утверждение, что отношения между Обамой и Нетаньяху испортились до такой степени, что на настоящий момент это наихудшие взаимоотношения в истории связей лидеров двух стран. "Они и рядом не стоят, — сказал он. — Отношения Картера и Бегина были плохими. А эти еще хуже". Для меня это звучит правдоподобно. Обама много сделал, чтобы навредить отношениям (и его сотрудники не помогли тем, что назвали израильского премьер-министра "ссыклом"), но последний виток в сторону ухудшения — вина Биби (с глубоко неконструктивной помощью спикера Палаты представителей Джона Бейнера). Решение Нетаньяху принять приглашение Бейнера выступить в американском Конгрессе на тему опасности иранского ядерного соглашения — тот случай, когда неправильный человек отправляется в неправильное время, чтобы выступить с неправильной речью в неправильном месте.

Если Биби действительно намеревался подстраховать безопасность Израиля, как он утверждает, он бы ждал и надеялся — и тихо заставлял администрацию обеспечить уверенность, что это хороший и мирный способ остановить разработку Ираном ядерного оружия. Если этот способ окажется провальным и невыполнимым, он всегда мог бы его опротестовать. Но для зарубежного лидера выходить перед Конгрессом в попытке заниматься политикой США и подорвать ведущиеся переговоры — беспрецедентно и неприемлемо. Более того, это скорее всего отзовется на многих уровнях — не в последнюю очередь на подкреплении склонности многих ближайших к Обаме советников, что если они делают нечто, раздражающее Биби, они вероятно делают что-то правильное. Конечно, это крайне нездорово для ключевых отношений и только подчеркивает объем совместной вины и необходимость перезагрузки.

Когда наступит перезагрузка (кто бы ни был следующим американским президентом, он наверняка будет над ней работать… и в случае везения, с кем-то другим, но не с Нетаньяху), она случится в контексте очень изменившегося Ближнего Востока.

Он станет регионом, от которого мир зависим в меньшей степени. Он станет регионом, в котором большее количество стран менее стабильны, а местные беспорядки — глобальная угроза. Он станет регионом, где подавляющее большинство проблем, казавшихся огромными в 2008 году, покажутся усугубившимися, где возникнут новые, и где инициативы США в большинстве либо усугубили проблемы, либо отбросили их за ненадобностью. Он станет регионом, где традиционные альянсы США преимущественно ослабнут.

Изменившиеся отношения с Ираном будут в центре всего этого. Если соглашение с Ираном поможет упредить развитие ядерного оружия, это нужно рассматривать в качестве выгоды. Если в его результате появится партнер, который поможет сдерживать суннитский экстремизм, это тоже можно будет рассматривать полностью позитивно. Если это сформирует основу для новой американской региональной политики на базе продвинутого управления балансом сил между ключевыми региональными игроками, с целью сохранения стабильности и сдерживания угроз, это также полностью позитивно. Если он найдет возможность сотрудничества с традиционными союзниками, от Израиля до стран Персидского залива, восстановит стабильность и усилит прогресс в Египте, подстегнет реформы в Турции, поборет поддержку экстремистов среди некоторых наших так называемых "союзников" на Ближнем Востоке, и продвинется в процессе утверждения Палестинского государства, которое уважает право Израиля на существование — и это полностью позитивно. Тогда видение Обамы будет считаться прорывом, и он заслужит все признание, которое получает. Помнится, в ходе кампании 2008 года Обама утверждал, что одним из отличий его внешней политики будет сближение с Ираном. Если он сможет сделать это посредством осторожного, стратегического управления американскими отношениями в регионе и провести все меры для того, чтобы это было реализовано, это действительно станет достижением.

Но если Иран получит крайне необходимое экономическое облегчение и все-таки продолжит плохо себя вести в регионе, если будет плутовать в рамках соглашения, если и дальше будет институализировать распространение иранского влияния, угрожая саудитам и другим важным союзникам в Персидском заливе, если власть, предоставленная Вашингтоном шиитскому Ирану, станет инструментом набора групп по примеру "Исламского Государства" или "Аль-Каиды", если Израиль настолько перестанет доверять дипломатии США, что спровоцирует конфликт с Ираном, если ключевые американские отношения в Персидском заливе продолжат ухудшаться, если американское невмешательство (или бессистемное, стратегически разрозненное участие) простимулирует, а не сдержит рост новых твердынь террора, тогда этот поворот в сторону Ирана будет восприниматься как огромная ошибка. И Америка почувствует, что ее 44 президента обыграли.

Я оставлю вам на откуп, дорогой читатель, какая из версий наиболее вероятна, учитывая уроки новейшей истории. Хотя, одна вещь случится наверняка. Если вы взглянете на внешнюю политику Барака Обамы в книге по истории, больше всего внимания, наверняка, будет посвящено его стремлению к Ирану, а также его действиям и бездействиям на взрывоопасном Ближнем Востоке, а не его попыткам стратегически перебалансировать Азию — или его уже полностью провалившейся попытке положить конец американской войне с терроризмом.