Быть или казаться: о фильмах Одесского МКФ "Девочка", "Капитан", "Три лица"

Нет члена — нет проблем

Первым фильмом Международного конкурса стала бельгийско-нидерландская драма Лукаса Донта "Девочка". Лента рассказывает о 16-летней Ларе, которая поступает в престижную балетную школу. Еще относительно недавно Лара была Виктором. И теперь принимает гормональные препараты, готовясь к операции по смене пола.

Чтобы осуществить задуманную трансформацию, необходимо хорошо питаться и не нервничать. А чтобы преуспеть в балете, исполняя женские партии на пуантах, на которых герой до этого не стоял, — упорно трудиться, компенсируя многолетнее отставание в подготовке изматывающими тренировками. По сути, эти опции друг друга взаимно исключают.

Тот факт, что балетное трико Лары плотно облегает фигуру, подчеркивая выпуклость в нежелательном месте, а после занятий необходимо идти в девичий душ, тоже не способствует душевному спокойствию. В итоге — стресс, потеря веса и внутренний конфликт, подстегивающий нетерпеливое стремление как можно скорее завершить физическую половую трансформацию.

У Лары нет матери, только отец (что с ней случилось — неизвестно), а коммуникационные способности героя столь слабы, что высказать все то, что его волнует, он не способен даже самому себе. В итоге, возникает ощущение, что радикальное решение смены пола внутренних проблем героя не решит, поскольку "изъять" член из уравнения можно только однажды, а жизнь новые испытания преподносит каждый день.

Преодолеть зрительский скепсис отчасти помогает талантливая игра исполнителя главной роли Виктора Полстера, который великолепно передает снедающее героя нетерпеливое желание, и неоднократно стремительно переходит от "мужского" к "женскому", меняясь прямо на глазах. Своей ранимой индивидуальностью он максимально оправдывает смысловые вывихи картины.

Индульгенция для зла

Трансформация, показанная в "Капитане" Роберта Швентке, не столь радикальна внешне, но намного страшней внутренне, поскольку связана с максимальным высвобождением зла, которое таит в себе человеческое существо. Немецко-польский фильм, продюсером которого выступила Ева Пущинская, глава Международного жури нынешнего Одесского МКФ, был представлен в секции "Специальных показов".

Черно-белая история происходит в апреле 1945 года в Германии, уже готовой к поражению, но еще не готовой признать его. 20-летний дезертир (Макс Губахер) находит форму капитана и, чтобы спастись от преследований военной полиции, начинает выдавать себя за руководителя специальной инспекционной миссии за линией фронта, порученной ему самим фюрером.

Поверить в небылицу о капитане с подвернутыми штанинами брюк не по росту непросто, но все принимают байку за истину благодаря ее удобству. Ведь герой, в обмен на доверие, готовь взять на себя чужие грехи — принять в свой "отряд" дезертиров, встреченных в пути, казнить мародера, пойманного местными жителями, и даже организовать массовое уничтожение немцев, преступивших закон.

Постепенно вокруг "капитана" выстраивается параллельный мир, обитатели которого "обмановаться рады", оправдывая собственные ложь, зло и душевную слабость, не позволяющую им стойко противостоять аду, творимому на земле — в том числе (и даже в первую очередь), их же руками.

Примерно две трети экранного времени Роберт Швентке посвящает хирургически-сдержанной демонстрации того, как героя неумолимо затягивает в воронку новой социальной роли: из юноши, весело жонглировавшего яблоками, он превращается во внешне хладнокровного садиста, который играет жизнями людей. Завершение же этой адской трансформации представлено несколько "опереточно", что делает историю еще более страшной.

К слову, финальные кадры ленты, когда отряд самопровозглашенного "капитана" выходит на улицы современного немецкого города, начиная терроризировать местных жителей, чем-то напоминает о "Донбассе" Сергея Лозницы, у которого в кадре таких "ряженых" — в избытке. Впрочем, это не должно особо удивлять, учитывая неизменную — вневременную — природу зла.

Между традицией и новацией

Картина "Три лица" Джафара Панахи, представленная в секции "Фестиваль фестивалей", посвящена тому напряжению, которое всегда возникает в пространстве культуры между традицией, необходимой, чтобы сберечь достигнутое, и новацией, без которой не может быть полноценной жизни и движения вперед. Изломы этой борьбы предстают на экране историями трех женщин, которые с разным успехом стремятся избегнуть традиционных ролей, жестко приписываемых им консервативным иранским обществом.

Сельская девушка, мечтающая стать актрисой, присылает популярной исполнительнице Бегназ Джафари слезную мольбу о помощи, записанную на мобильный телефон "вертикальным" кадром, после чего кончает жизнь самоубийством (или делает вид, что убивает себя). Шокированная актриса в сопровождении режиссера Джафара Панахи отправляется в отдаленное село к семье девушки, противившейся ее вступлению в театральную академию Тегерана, чтобы разобраться, что же произошло.

Еще один женский образ картины — пусть само лицо героини остается почти всегда за кадром — принадлежит актрисе, которая снималась еще в "королевском" Иране, а сейчас живет отшельником в том же селе, являясь местной парией. Представляя три поколения женщин, связанных (или с огромным трудом пытающихся связать свою жизнь) с искусством, выйдя за обозначенные для них окружающими пределы, Джафар Панахи сталкивает их взгляды на мир с глухими традициями края, которые транслируют мужчины.

Чаще всего это столкновение автор осуществляет непрямо — благодаря диссонансу слов, смыслов и историй (в частности, про сохраняемую после обрезания крайнюю плоть), но не действий, показывая быт глухого, запрятанного в горах населенного пункта. В него ведет узкая дорога, на которой две машины разъехаться не могут, так что если спешишь — приходится идти по краю пропасти пешком.

Эта узкая опасная дорога превращается в своеобразную метафору не только женской доли в современном Иране, но и пути каждого, кто пытается быть собой в неблагоприятных жизненных обстоятельствах (а чаще всего они как раз таковы). В том числе, метафорой непростого творческого и жизненного пути самого Джафара Панахи, являющегося полновесным "лицом" картины, сочетая мудрость и современный взгляд на мир.

Сами же "Три лица" искусно соразмеряют документальные и художественные элементы, сплетая их в неразрывный клубок: Джафар Панахи и Бегназ Джафари "играют" в ленте самих себя, как и жители отдаленной деревни. Это превращает фильм в "не совсем фильм" — лаконично-емкие путевые заметки, выполненные минимальными техническими средствами.

Их стремительная прямолинейность — Джафар Панахи не ходит вокруг да около — является одновременно следствием жестких официальных рамок, в которых существует режиссер (иранские власти запретили ему снимать кино и выезжать из страны) и проявлением его бесконечной творческой и человеческой свободы. Моральным доказательством того, что даже в условиях жестких ограничений сохранить себя настоящего — возможно

Не пропустите самые важные новости и интересную аналитику. Подпишитесь на Delo.ua в Telegram